Не надо печалиться, вся жизнь впереди!

Мы цапаемся жестко,
Мы яростно молчим.
Порою —
   из пижонства,
порою —
   без причин.
На клятвы в дружбе крупные
глядим, как на чуму.
Завидуем друг другу мы,
не знаю почему…
Взираем незнакомо
с придуманных высот,
считая,
   что другому
отчаянно везет.
Ошибок не прощаем,
себя во всем виним.
Звонить не обещаем.
И все ж таки звоним!

Бывает:
в полдень хрупкий
мне злость моя нужна.
Я поднимаю трубку:
«Ты дома,
   старина?…»
Он отвечает:
«Дома…
Спасибо – рад бы…
Но…»
И продолжает томно,
и вяло,
и темно:
«Дела…
   Прости…
      Жму руку…»
А я молчу, взбешен.
Потом швыряю трубку
и говорю:
«Пижон!!»

Но будоражит в полночь
звонок из темноты…
А я обиду помню.
Я спрашиваю:
«Ты?»
И отвечаю вяло.
Уныло.
Свысока.
И тут же оловянно
бубню ему:
«Пока…»
Так мы живем и можем,
ругаемся зазря.
И лоб в раздумьях морщим,
тоскуя и остря.
Пусть это все мальчишеством
иные назовут.

Листы бумаги
чистыми
четвертый день живут, —
боюсь я слов истертых,
как в булочной ножи…
Я знаю:
он прочтет их
и не простит мне
   лжи!

«Родных разыскиваю, родных…»

Родных разыскиваю,
   родных…
Веселый хруст
сухарей ржаных.
Два слова,
   сказанных невзначай.
В горячих кружках
бесцветный чай.
Родных разыскиваю,
   родных…
Детдом вспоил меня,
как родник.
Ребята
   с временем обнялись.
(Имен не помню.
Не помню лиц…)

Родных разыскиваю,
   родных…
Курящих
в тамбурах ледяных.
Солдат
   небритых, как будто лес.
«Не дрейфь, малец!
Победим,
   малец!..»
Родных разыскиваю,
   родных…
Не смог бы я ничего без них.
Зову:
откликнись,
   моя родня…

О, если б кто-то
искал меня!

Стыдливые

С вашей кожей —
   как ни старается —
ни один загар
не может справиться.
Потому что кожа ваша
   нежная, —
профессионально краснеющая…
Тихо от всего отстраняетесь
(совестно прослыть вдруг
   настырными).
Вы ведь не боитесь,
вы
   стесняетесь.
Вам ведь не страшно,
вам —
   стыдно.
Стыдно
защитить слабого,
мнение иметь
   совестно,
стыдно не хвалить
тщеславного,
неудобно с подлецом
   ссориться.
Совестно сказать глупому,
что он глуп!
Что это —
   надолго!
Стыдно в драку лезть
   крупную,
а в мелкую —
совсем неудобно…
Бедные,
   как вы только терпите?!

Сколько в вас
святой терпеливости!..
Из стыдливости
плохого вы не делаете.
И хорошего тоже —
из стыдливости.
Вы живете,
   вы извиняетесь,
улыбаетесь печально и пустынно…
Нет,
вы не боитесь,
вы
   стесняетесь.
Вам ведь не страшно,
вам —
   стыдно.

Добрые,
других не укоряющие,
милые,
   стеснительные вечно,
удобные,
со стыда сгорающие,
люди-людишки.
Человечки.

Париж, Франсуазе Саган