Я такой человек идеалистичный. И мне просто было приятно видеть, что произошла ну, может быть, не революция, но появилась некая свежая волна музыкальная. Мы же были никем – до 1990-х не было бы ни одного шанса, что о нас узнали бы. Потому что доминировала линия партии, в том числе и в музыке: общепринятые стандарты эстрады. А вот все это новое – в плане подачи, жанра, шоу, – оно только появлялось в клубах и в средствах массовой информации, когда мы начинали. И оно меня и вдохновило написать этот текст. Кстати, когда я его принес Андрею показать, он сказал, что текст безумно наглый. Такой борзый. «А не перебор?» – спрашивает. А я отвечаю: «Ну а чего? Мы ж действительно так думаем». Ну и все сработало.
Мы просто уловили некий пульс страны. Прочувствовали, как себя чувствуют многие молодые люди. Самым убедительным доказательством этого послужило то, что «Наше поколение» стало практически официальным гимном предвыборной кампании Ельцина в 1996-м. Причем у нас разрешения никто не спрашивал – мы сами в какой-то момент с удивлением обнаружили, что она везде используется. Но мы же молодые были. Мы просто благодарны были, что кто-то признал, что мы сделали что-то хорошее. Да и тем более действительно же была альтернатива: либо Ельцин, либо коммунисты. Мы не хотели, чтобы коммунисты возвращались к власти.
То, о чем мы там поем, – это был действительно наш образ жизни в то время. Ну я лично в баскетбол не играл, но парни наши играли. Собирательный образ, скажем так. Основной смысл был в культурном освобождении, жизненном освобождении. Ведь до этого у нас была отвратительная, черная эпоха. Человек должен был прятаться, не мог показывать, о чем он думает, что слушает, как он распоряжается своими деньгами. И мы мечтали о свободе. Да, это было наивно; да, впоследствии многие были разочарованы. Но это был крик души.
Я вырос за границей, вернулся в Россию в 14 лет – и соответственно, фундамент музыкального вкуса, чувство ритма, они у меня уже были оттуда. Плюс у меня было двойное гражданство, я чуть ли не раз в год ездил за границу и привозил оттуда новую музыку – хип-хоп, R’n’B и все такое прочее. И поэтому знал, чего я хочу. А дальше… Мы познакомились с Андреем. Никто из нас ничего из себя не представлял. Сняли двушку на Ленинском проспекте. И у меня просто было очень много разной музыки – и я ему говорил: «Андрей, послушай этот ритм, эту структуру песни, эти гармонии». А он человек очень талантливый, но на тот момент совершенно не из этой среды – приходилось ему все буквально на пальцах показывать. Ну он очень быстро въехал, надо сказать, и начал творить такую музыку. Что мы слушали? Ну Майкла Джексона, конечно. Принса очень много. Теренс Трент Д’Арби, был такой певец замечательный. Бобби Браун тогда был на пике. Куин Латифа, Blackstreet и прочие субкультурные люди. Очень много всего, правда. А «МФ3» расшифровывается как «Мегафорс-3». В первом составе было три человека, «мегафорс» звучит круто, ну и тогда аббревиатуры-то модны были. U2, UB40, East 17 – масса всего было.
Я пел-то с детства. И голос у меня был неплохой вроде. Но никогда ничего не писал. А просто ходил и мечтал. И тут вдруг на какой-то вечеринке ко мне подошел человечек по имени Саша Смолин, он был владельцем студии «Петрошоп». Подошел и говорит: «Ты такой колоритный парень. Не поешь случайно?» Я: «Пою!» Он: «Ну давай – я тебе дам возможность записаться». А тогда это же стоило дико дорого – то есть возможность уникальная была. Так что я сразу согласился. Он спрашивает: «А музыку кто будет писать?» Ну а у меня же шило в заднице. Я возьми да и скажи: «Я». Ни ноты до этого в жизни не написал. «А слова?» – «Тоже я». В общем, вякнул, а потом думаю: «А что делать-то?» Ну и пошел писать музыку.
Я увлекающийся человек, но мне быстро становится скучно. Мы же ездили на достаточно продолжительные гастроли. И вот ты сидишь в автобусе где-нибудь в Сибири – или в поезде, или в самолете, или на площадке, – и у тебя начинают появляться мысли: «Что, и это все?» Нет, конечно, было безумно весело: были девушки, все было. Я помню, мы как-то осенью играли концерт в Днепропетровске на открытом воздухе, причем сольный. У нас гитарист дул на пальцы, чтобы играть, я тоже замерзал – холодно очень было. И при этом – толпа, не знаю, тысяч в семьдесят. И когда ты видишь, как все эти люди поют песню, которую ты у себя на кухне записал, – ну это вообще! Плюс постоянное общение с другими артистами, гастроли совместные. Как мы с «Лицеем» или «А’Студио» до четырех утра в мафию играли. Как мы в кафешке какой-то пели «Отель “Калифорния”» с Ларисой Долиной, и она познакомилась с нашим бас-гитаристом, который потом стал ее мужем. Таких историй множество. Но многим этого было достаточно, а мне – нет. Я все-таки вырос на трех разных континентах, говорю на четырех языках, объездил полмира к 14 годам – в общем, мне даже все это в какой-то момент наскучило.