Не наша сказка (СИ)

Помню только, как в темноте мягко ступала Растмилла да всхлипывала Ниллияна, как чьи-то мягкие руки обмывали горячей водой тело, превратившееся, казалось, в одну сплошную гематому. Правда, внутри драло сильнее. Я скрутилась в позу эмбриона, закрыв глаза и ни о чем не думая. Ночь оставила в голове прозрачную звонкую пустоту. Ну, сопротивлялась. А толку?.. Все равно только хуже и больнее. И унизительнее. Хотя… толк вот он, в чем: не добровольно. Хотя бы, без скотской покорности.

Растмилла укутала меня в одеяло и бесшумно присела рядышком. Мягкая сильная рука принялась гладить по волосам.

— Заживет, госпожа княжна. Вы привыкнете. Я еще Вилёнку помню, покойную госпожу. Уж такая тихая была, такая хрупкая. А как глянет – будто солнышко сквозь тучки блеснет. Токмо плакала, бедовая, все поначалу, а опосля-то свыклась, зажила. И вы заживете…

Глаза переполнились слезами. И я, сморгнув их, сказала почему-то то, что казалось важным, очень важным:

— Ниллияну я им не отдам. Я ее с собой заберу. Подальше от этих извергов. Слышите?!.. Я заберу…

— Тише, тише, госпожа. Куда ж это – с собой-то…

Я разревелась.

Скрипнула дверь.

— Можно?

Я приподнялась.

— Конечно. Заходите, Патрик.

Слезы, только-только успевшие высохнуть, снова покатились по щекам при виде человека.

— Кажется, дождь пошел?.. – Патрик подставил потолку раскрытую ладонь. На руке у него не хватало двух пальцев. – А я, как назло, не взял с собой зонтик.

Я заставила себя улыбнуться.

— Княжна-а… – укоризненно протянул шут. – Это не улыбка. У вас зубы болят?

— А то… ночью их едва не вышибли, – не удержалась я. Светлая улыбка Патрика, его дружеские шутки возымели действие – кошмар предыдущей ночи, наконец, отступил, как-то померк.

— Надеюсь, за попытку что-нибудь отгрызть немытому Луску? – хитро подмигнул единственным глазом шут. – Жаль, не вышло.

— Жаль, – согласилась я и, кривясь от боли, села на постели.

— А я тебе, княжна, подарочек принес. – И Патрик протянул руку. Я невольно вскрикнула. – Это, кажется, твое?

На ладони шута тускло поблескивало мое потерянное кольцо.

— Патрик… – Голос пропал. – Патрик, где вы его нашли?..

Шут пожал плечами.

— Не все ли равно. Нашел ведь. Возьми.

— Патрик… я… – Слова кончились. Зато начались опять слезы. – Я…

— Понял. Отдыхай, княжна. – И кольцо, теплое от его руки, легло в мою ладонь. Патрик сжал мои пальцы и отошел. – Держись, ладно? Не хотелось бы, чтобы в этом замке остались одни сволочи.

Дверь за ним захлопнулась, а я стиснула кольцо, так, что оно больно врезалось в сухожилия.

Я беспокоилась за Тадеуша, но Дольгар еще отсыпался. Вообще-то, вставал он затемно, однако свадьба есть свадьба. К полудню боль немного утихла, в чем я заподозрила не только горячую ванну с травами, но и не внушающие особого доверия, снадобья Растмиллы. Давешний мальчишка с кухни тоже меня жалел, и тайком передавал через Ниллияну печенье, молоко и какао. Девчонка была сама не своя, она даже не дрожала – а тряслась как в лихорадке, спотыкалась и поскуливала. Даже для такого дремучего средневековья как здесь, сцена изнасилования двумя мужиками одной женщины оказалась чересчур жестокой. Передавая мне поднос, Ниллияна едва не опрокинула его. И выбежала с такой поспешностью, что позабыла закрыть за собой дверь, отчего я услышала, как она едва не навернулась с узенькой лестницы. Хотелось выбежать следом, приласкать, успокоить – но помешала тупая, тяжелая апатия. Должно быть, защитная реакция психики.

Кольцо я водворила на его законный палец. И пусть Дольгар утрется.

Пока что я бродила по замку и решила заглянуть к Тадеушу. На этот раз пропустили без лишних слов – все-таки, отнюдь незавидное положение господиновой жены давало весомые преимущества.

Охотник сидел у стены, вытянув ноги, и развлекался плетением из подгнившей соломы, запросто служившей узнику постелью, каких-то хитрых фенечек. Может, что-то записывал. А может, просто занимал руки. При виде меня Тадеуш поднял голову, затем опустил обратно и вернулся к своему занятию. Я ощутила себя как-то неловко. Сами посудите: я на свободе, а он в тюрьме.

Дверь еще не успела закрыться за спиной, Тадеуш не произнес ни слова, а я уже зажала рот ладонью, перекрывая своему желудку путь к наглому дезертирству.

— Какого черта?! – обернулась я к охране. Солдат равнодушно поглядел на меня, продолжая жевать кусочек смолы – как бычок на пастбище.

— А чего? – лениво уточнил он.

— Чего?! Да тут дышать нечем!

— Нужник… – пожал плечами бычок, продолжая жевать. – Ну, ты идешь, не?

Нужник представлял собой единую траншею, выкопанную вдоль тюремной стены – одну на все камеры. С двух сторон она ныряла под стены и разила аммиаком очень соответственно.

— Чем вы кормите пленников?.. – риторически пробормотала я, делая шаг внутрь.

— Баландой. – Тадеуш продолжал плести. – Тебе чего, княжна?

— И тебе здравствуй, – немного обиженно отозвалась я, присаживаясь напротив.

— Ну, здравствуй.

— Не нукай, не запрягал. Ты как тут?

— Как с девчонкой на сеновале, – широко улыбнулся охотник, наконец-то поглядев на меня. – А ты?