Не навреди

Елена приблизилась к камере и, устало улыбнувшись прямо в объектив, спросила: «Всё нормально?»

«Да», – одними губами прошептала Вика и кинулась вон из микроавтобуса. Не дожидаясь лифта, она взмыла на пятый этаж. Оперативники уже звонили в квартиру напротив, приглашая понятых. Бородин, в наручниках, сидел у стены на корточках. На его побледневшем лице отчетливо были видны багровые отметины от Елениных ногтей.

Квартира была открыта. Елена стояла в дверном проеме и разговаривала с главным опером. Вика подошла ближе. Бородина лишь мельком взглянула на нее, и ее тут же отвлекли вопросом. На этажах хлопали двери, звучали встревоженные голоса. Из квартиры справа выглянул небритый мужик с маленькой, истошно тявкающей болонкой на руках. Вика тронула за локоть проходящего мимо Костю.

– Слушай. Я пойду. Спасибо тебе. Позвонишь мне потом, когда закончишь тут?

Костя на секунду задержался на ней внимательным взглядом, а потом кивнул.

– Конечно. Обязательно.

Вика неторопливо спустилась по лестнице и вышла в неожиданно прохладный июльский вечер. Она закинула голову и, посмотрев на затянутое облаками небо, подумала, что было бы охеренно, если бы пошел дождь и косые струи смешались бы с соленой влагой на ее щеках.

Брюнет из микроавтобуса бежал по направлению к дому, продолжая с кем-то переговариваться по рации. Жизнь других людей казалась наполненной смыслом. Вика медленно шла, чувствуя, как сама она растворяется в надвигающихся сумерках, с каждым шагом становясь призрачной и ненастоящей. Как будто ничего и не было.

Часть 13. Эпилог

Сообщение от Елены пришло утром, когда Вика собиралась на работу: «Привет. Как ты? Спасибо, что всё время была рядом вчера. Меня это очень поддерживало».

В душе разлилось тепло, а сердце застучало громче. Сев в кресло, Вика ответила: «Рада, если так. У меня всё нормально, выезжаю на работу. А ты как себя чувствуешь?»

Из кухни доносился запах кофе. Мама готовила завтрак и тихо переговаривалась с кем-то по телефону. Дожидаясь ответа, Вика быстро натянула джинсы и футболку.

«Ужасно. По мне будто трактор проехался. Следователь ушел в три ночи. У меня такое гадкое ощущение, будто меня раздели перед всеми».

– Вика, блины готовы. Иди скорее, стынут! – мамин голос звучал раздраженно.

Крикнув: «Сейчас!», она быстро напечатала: «Понимаю. Но главное, что тебе больше ничего не угрожает. А остальное рано или поздно закончится».

Уже сидя за столом, она получила ответное сообщение: «Веришь, если бы можно было это как-то замять, я бы так и сделала. Не знаю, что скажу семье, когда они узнают обо всей этой грязи».

– Вика, отвлекись на секунду от телефона. Ты слышишь, что я тебя спросила?

– Что? – она непонимающе уставилась на маму.

– Тебе сметану или варенье?

– Сметану. Спасибо, – пробормотала она.

«Какой грязи? Ты не виновата, что твой муж оказался подонком».

Хлопнула дверь холодильника. Мама со стуком поставила на стол сметану и вышла.

«На следствии выяснится, что я изменяла ему с женщиной. И об этом будут говорить в суде! Это стыд и позор!»

Вика подняла глаза, посмотрела на стопку румяных, аппетитно пахнущих блинов, на дымящуюся перед ней чашку кофе и написала: «Если ты и вправду считаешь, что это стыдно, то ты не заслуживала любви этой женщины!»

С яростью вжимая кнопку, Вика отключила телефон и встала из-за стола. Она не хотела знать, что ответит Бородина, и ответит ли вообще. Внутри нее всё клокотало от злости. Как же ее заебали все эти лесбиянки, «не любящие ярлыки» и падающие в обморок от «слова на букву Л». Лесбиянки, которые мучительно стеснялись, что предпочитают лизать клитор, а не канонично сосать член. Лесбиянки, которые, притворяясь «нормальными», хотели вечно оставаться невидимыми. Елена была именно такой.

Дни однообразно потянулись один за другим. Июльская жара окончательно превратила город в пропахшую бензином и выхлопными газами сауну. Ни звонков, ни сообщений от Елены больше не было.

К следователю Вику вызвали только через неделю, задали вопросы, к которым она была готова, и пообещали, что постараются больше не дергать.