Не обещай (СИ)

Сладко ломящая тоска по нему, по долгожданной встрече с ним. Веселая сердитость: и снова не звонил, и снова дома не был, я же знаю. И снова не спрошу, где был. Шляйся — я тебе не нянька. И ревновать не буду, не дождешься. М-м-м, думаю с неслышимым веселым ворчанием, не дождешься.

Почему я так сильно чувствую его, хоть его сейчас и нет?.. Почему мне злее-веселее не докапываться, не звонить, не ждать, что позвонит он? Не волноваться, что до сих пор не позвонил. Не гадать, вернется ли.

Откуда я знаю, что он скоро появится? А потому что вон он — появился. Пришел.

В двери появляется его персона, которую встречаю без тени удивления — наоборот, кусаю губы, чтобы не рассмеяться. На меня зыркают два сердито-серых глаза, посверкивают янтарным блеском — и смеются. Губы тоже кривятся в усмешке — оскалился.

Нет, я не требую отчетов, хоть он, как видно, хотел именно этого — чтоб его спрашивали и ревновали. Потому что злится и ревнует он. Да не-е, думаю. Хрена он с кем еще был в мое отсутствие. Хрен он согласен был бы еще на кого-то — вон, голодный, видно же. Щас проверим...

У меня внутри все прямо булькает от смеха. Кажется, мы оба так рады друг другу, так соскучились, что даже забываем поздороваться.

— Как там Нойштрелиц? — спрашиваю.

— Стоит пока.

— Не сдал еще?

— Каким образом?

Это, кажись, и камень в мой огород, но вместе с тем и подхалимаж: я подавала запрос на легализацию, мне и «сдавать» стройведомству, по крайней мере, номинально. Без меня никак типа. И-где-я-только-шлялась-куда-пропала-почему-так-долго. И-что-может-быть-за-работа-он-не-давал-распоряжения. И-как-вообще-посмела-заиметь-дела-несвязанные-с-его-делами.

Да ладно, это ж... жарко. Мы чертовски давно не виделись, сейчас, кажется, сожрать друг друга готовы — и это жарко. Не знаю, как он вообще терпит, как до сих пор еще не запрыгнул на меня.

— Как узнал, когда буду?

— Так.

— Где был, кстати?

— Где был, там сплыл, — смотрит он на меня с насмешливым удовольствием. Склонил голову набок, зараза. Так (это я — себе), спо-кой-но...

— На песика не тянешь, — замечаю.

— Чего?

— Ничего, — как всегда, не посвящаю его в свои ассоциации, «волчьи», а в этом случае «собачьи». — Хочешь заставить меня тебя нюхать?

Зачем показывать, что хочу его?..

— За каким хреном? — уже откровенно смеется он.

— Чтобы определить, с кем ты был и каким парфюмом она пользуется, — также смеюсь я.

— Не-е, я ж смыл уже давно. Под дождем. Там знаешь, дождина какой щас был.

Гад такой. Скотина. И... мне нравится. И даже если б не под дождем — от него всегда сигаретами пахнет, попробуй учуй там другие нотки.

— А я б и не стала нюхать.

— А че, насморк?

— Не. Другие дела просто. Поважнее.

— Да? Ну давай, показывай... — и, одобрительно глядя ко мне в ноутбук: — О-о-о...

Показываю ему трехмерные макеты проекта, он смотрит, а сам аккуратно убирает волосы у меня на затылке и целует шею.

— М-м, хороший проект...

Мне щекотно, я смеюсь и отдергиваюсь:

— Нрав-вится?..

— Ахереть. Я аж возбудился, — тянет мою руку к своей ширинке, я же делаю вид, что не хочу туда тянуться. — Напоминает сиськи, — продолжает. — Ну-ка... подойди-ка... — он рассматривает два здания разной высоты, — да, точно — твои.

Я шутливо возмущена этим сопоставлением, он шутливо невозмутим:

— Во, смотри.

Он начинает меня раздевать, при этом двумя пальцами «отмерять» какие-то участки на грудях, чередуя «замеры» с мокрыми поцелуями:

— Вот так. Вот здесь, здесь и здесь. Ну, точняк, я же сказал, — и одним рывком сдергивает с меня трусики.

— Ри-и-ик! — возмущенно пищу я, голая, в одних босоножках — перед ним, полностью одетым.

— Че, имя мое нравится? — глухо ворчит он и толкает он меня на стол. — До визга нравится... до писка... Давай... — внезапно рвется вниз и лижет киску, — м-м-м... визжи мое имя... — так же внезапно прекращает вылизывания, быстро расстегивается и вставляется в нее.

— Ах... ты-ы-ы... — не визжу — рычу я, ухватив его зубами за шею.

От кого поведешься, от того и наберешься.

Его щетина колет мне губы, а ноздри и дыхалку разъедает запах сигарет. Его шероховатые засаленные джинсы, будто наждаком, трут мои голые ноги. Гроблю маникюр, царапая его мокрую куртку, что стоит колом, а сама думаю со стоном:

«Дома... дома... как хорошо быть дома...»

Ему слышны лишь мои отрывисто-оторванные звуки и междометия.

Вопреки моим замыслам вместо нормальных, цивилизованных стонов я издаю истерические, хихикающие рыдания, а против его попытки засчитать это за вожделенные им визги категорически возражаю:

— Это не визги, а... эм-м-м... экстатические звуки.

Я в скором времени бросаю его куртку и пролезаю под футболку, под которой царапаю его голую спину, а его таскаю за волосы.

Но ему надоедает мое насилие над его волосами, и он тихонько требует-ворчит:

— Так, че за нахуй... ты нежней не можешь, что ли...

Могу, конечно — кончая, нежно треплю его по голове, чем вызываю на его лице блаженную улыбку.

***

Раннее лето в Берлине сейчас скорее напоминает раннюю весну.