Не обижайте Здыхлика

«Я тебе сейчас все объясню, – говорил господин Бессмертных. – Твое первое желание будет таким: ты попросишь у него вернуть тебе твой дом. Квартиру, которую обманом отобрали у твоего отца. Наш джинн должен будет убедить одного потерявшего совесть субъекта, провернувшего аферу с документами, возвратить все на круги своя. У меня была еще мысль заставить этого человека купить тебе квартирку здесь, в этом городе – средств у него хватит. Но ты ведь у нас благородный юноша и хочешь всего лишь вернуть свое, верно?»

Мой джинн из электрички, не отрываясь от пивной кружки, слушает мой рассказ.

– Вот ведь блин, – он сочувственно покачивает нечесаной головой. – Вот козлы-то какие бывают. У меня вон тоже все отобрали. А как я жил! Как в сказке. Все было. Хоть задницей ешь.

– Так вы сможете это сделать?

– Ну не знаю, – джинн, называющий себя Юджином, задумчиво морщится. – Я, знаешь, в последнее время как-то все по мелочи… Чтоб налили, или пожрать дали, или вон с дачи своей не гнали. Дар был у меня, а я вон как его… Говорят, мастерство не пропьешь, так ведь я ж старательный. Но попробовать можно, чего уж. Фотка-то есть у тебя?

Я не понимаю и половины из того, что он несет, но, как учил господин Бессмертных, протягиваю Юджину старый снимок, на котором мой отец и его друг, молодые и смеющиеся, стоят рядом.

– Который? – мой вагонный джинн щурится на фотографию. – Этот?

– Тот, что справа.

– Давай сюда. Слушай, я ее пополам порву, ладно? А то перепутаю, заставлю хорошего человека за чужие дела отвечать. Тот, который рядом, он же не такой козел, да?

– Он умер, – говорю я.

– О! Тем более. Еще я с мертвяками не общался. Кто его знает, что после этого бывает. Может, сдачи мне даст с того света, а? Или давай так: монетка есть?

Я даю ему горсть мелочи.

– Да не, мне одну. Во, смотри мы как.

Он берет монету и скоблит ею глянцевую поверхность фотографии. На голове у бывшего отцовского друга появляются неумело нарисованные рога.

– Вот так тебе, козел! Людей хороших обижать вздумал, крутить тебя через колесо. Скоро ты у меня спляшешь камаринского. Знаешь, парень, а я почти уверен, что получится. Вот прямо чую в себе силушку богатырскую.

– А вы что, туда к нему поедете? – спрашиваю я, не удержавшись. Мне было велено не задавать этому джинну-Юджину никаких вопросов, но слишком уж нелепым все это выглядит.

Юджин весело смотрит на меня, поскребывая желтыми ногтями заросшую пегой щетиной щеку.

– Я не знаю, конечно, кто тебя ко мне направил, – говорит он. – Но только ничего-то тебе, видно, не объяснили. Ну это и ладно. Может, и не надо тебе знать. Живи спокойно, спи крепко. Ясмин, небось, и послала, матушка. Сама накажет, сама и пожалеет.

– Кто послал? – Ох, опять я задаю вопрос.

– Да ты не говори, раз не хочешь, – он пожимает плечами. – Лучше вон пива еще закажи. Не Ясмин, так кто-то от нее. Но не он, точно. Если б он, то и желания были бы для него. Разве ж он будет кому-то добро делать? Это ж такая гадина, я тебе и рассказать не могу. Ты прости, парень, что я тебя так приложил. Я ж подумал сначала, ты от него, вот и драться полез.

– Ничего, – я осторожно трогаю пальцем заплывший глаз. – Я вас тоже приложил, так что в расчете.

– Это да, – хихикает Юджин. – Кто ж тебя так бить-то научил, етить-колотить. Ну тогда прости, что по лицу. Ты же музыкант все-таки. Музыкантов уважать надо. Девушка! Вы еще такую штуку принесите, которая с пивом вот. Очень она у вас удалась.

Звонок застает меня врасплох – мы с Таей целуемся в заснеженном парке возле ее общаги, и мне ужасно трудно от нее оторваться. Я сбрасываю звонок снова и снова, но звонящий не желает угомониться, и мне приходится ответить.

Лицо у меня, видимо, здорово перекашивается – пока я слушаю своего невидимого собеседника, Тая распахивает свои невозможные глазищи в полнеба, а когда убираю мобильник в карман, гладит меня по руке и спрашивает: «Что-то случилось?» – и я просто захлебываюсь нежностью к ней.

– Случилось, – говорю я. – У меня снова есть дом.

У меня снова есть дом, со мной рядом самая чудесная девушка во вселенной, и мне становится так сказочно хорошо, что я схожу с ума. Человек в своем уме не сделал бы того, что сделал я. Нет, он, конечно, точно так же поднял эту дивную девочку на руки и кружил бы ее, и они бы хохотали и падали в снег, и лежали бы рядом, и рассматривали бы снежинки на ее перчатке. Он бы так же, как и я, обещал отвезти ее летом к себе на родину, рассказывал бы, захлебываясь, о синих горах и холодных ручьях, пел бы ей песни своего детства и играл бы ей на дудуке. Но он никогда бы не сказал того, что сказал я.

Я сказал:

– У тебя тоже скоро будет дом. Мы вернем его.

Сначала она, конечно, ничего не поняла. Милый, ты слишком счастлив сейчас, чтобы говорить умные вещи, сказала она. Малика никогда не отпустит того, во что она вцепилась зубами. Но это ничего. Мне хорошо. Я не пропаду. Я жива, пока у меня есть ты.

Но меня уже не остановить.

Ты не будешь больше прятаться и маскироваться, говорю я. Тебя перестанут разыскивать. Ты станешь свободной, я тебе обещаю.