Не один дома

Стекло в окнах машины толстое, но голове Макса оно поддалось: правое заднее пассажирское сиденье было усыпано мелкими окровавленными осколками, а на остатках стекла в двери кровавой брошью прилипли темные вьющиеся волосы мальчика. Рука его безжизненно висела на ремне безопасности. Дэниэл подошел к переднему пассажирскому сиденью и не заметил на нем никого. Присев, он увидел Риту на водительском месте в уже знакомой ему позе: голова находилась у коробки передач с вывернутой на сто восемьдесят градусов шеей, одна нога была рядом с головой, вторая в ремне прижата к сиденью подушкой безопасности. «Это объясняет, почему я ни разу не видел Риту в крови – от удара ее защитила подушка», – подумал про себя Дэниэл. Стоп. Но ведь за рулем был он. Он стал причиной этой аварии, даже Макс позже его в этом обвинит. Дэниэл сделал несколько шагов назад и только теперь увидел, что это – синяя машина Риты, он обернулся и увидел позади себя свой серебристый Форд, который стоял, припаркованный к обочине, целый и невредимый. Что же это? «Рита!», – закричал он и бросился к жене. Покореженная дверь не открывалась, а Рита оставалась недвижима.

– Папа, почему ты нас бросил? – раздался столь милый и родной голос дочки за спиной. Дэниэл медленно повернулся и увидел Молли, стоявшую за ним. От лужи вели маленькие красные следы в сторону машины. Ее длинные и мокрые от крови кудри были перепачканы пылью, но стрекоза на макушке все еще крепко сдерживала густые пряди. Лицо девочки было окровавлено. Дэниэл заплакал:

– Доченька, Молли, иди к папе, – пробормотал он и протянул руки к дочке.

– Я пойду с мамой, – ответила девочка и прошла мимо отца к водительской двери.

– Отец, – прозвучал голос Макса. Дэниэл, по щекам которого текли слезы, повернулся в сторону заднего правого пассажирского места. Там рядом с машиной стоял его сын, чья правая сторона головы также вся была в крови. Левая рука сына висела плетью, а в правой руке лежал младенец. – Отец, – повторил Макс, – Мартин так похож на меня! Почему вы скрывали его? Мы бы с ним подружились! Мне так не хватает брата. Я словно стал неполноценной частью чего-то одного целого. Взгляни, какой он хорошенький, – и Макс, прихрамывая, пошел в сторону Дэниэла.

Дэниэл же, сидя на земле, стал отползать к дороге, словно страшась сына и того, кого он держит в своей руке.

– Дорогой, что с тобой? – спросила Рита.

Дэниэл с ужасом взглянул на дверь, которую он еще пару минут назад не смог открыть. Теперь же оттуда в полусложенном виде буквально выползала его жена. Оказавшись на земле, она попыталась принять вертикальное положение, и ей это почти удалось, лишь голова так и осталась вывернутой в противоположную сторону.

– Я перед отъездом испекла творожные кексы. Хочешь попробовать? – снова спросила Рита.

– Это сон, – повторял Дэниэл, – это сон!

Так и пятясь в сторону дороги, сидя на земле, Дэниэл обнаружил, что вся его рубашка в крови, а упираться в землю левой рукой нестерпимо больно. Он потрогал свою голову: все та же открытая рана, из которой кровь стала вытекать стремительнее, чем было пару минут назад, левая кисть сломана и уже посинела и напухла, а боль в ребрах мешала дышать.

– Тебе больно, дорогой? – заботливым голосом спросила Рита, которая подошла уже в плотную к Дэниэлу. – А не надо было трахать эту стерву! – злобно прокричала она и толкнула Дэниэла ногой на проезжую часть. Он лишь успел увидеть яркий свет фар грузовика, мчащегося на него, а затем проснулся, подскочив на кровати.

Холодный пот капал со лба. Дэниэл обтер его, убедившись, что крови нет. Он в больнице. Голова не болела. Кажется, что не болела. Рука потянулась за стаканом с водой, что стоял у кровати, а взгляд упал на окно, за которым было уже темно. Оно было грязным. Дэниэл встал с кровати и пошел к нему. Подходя ближе, он все больше убеждался, что все окно было перепачкано в крови. «Она сплевывала в горсть и размазывала кровянистую массу сперва по одному окну, затем по другому», – снова прозвучало в голове. Всматриваясь в стекло, Дэниэл увидел в отражении, что за ним кто-то стоит. С ужасом развернувшись, он обнаружил возле себя того самого старика, которого видел в палате на первом этаже. Но ведь старик тот был мертв. А сейчас он стоит напротив, и расстояние между их лицами было не больше двадцати сантиметров. Больничная одежда, мертвенно-бледное лицо и впалые небритые щеки.

– Ты бросил их одних, – сказал старик, и прежде, чем Дэниэл успел что-то ответить ему, улыбка снова зловеще растянулась, казалось, до уголков глаз, и старик, словно обладая силой молодого атлета, стремительно двинулся на Дэниэла и толкнул его в перепачканное кровью окно. Стекла зазвенели, он полетел вниз и приземлился на левую руку, ребра и без того больную голову. А затем снова проснулся. На груди так и лежала открытая книга.

– Я схожу с ума, доктор Брукс, – сказал Дэниэл утром на осмотре доктору, – я надеялся, что вне дома кошмары прекратятся, я был согласен смириться с тем, что в моем доме поселилось зло, которое мучает меня и сына. Но мне снова приснился кошмар. Сон во сне.