Не один

Я знаю людей, которые не принимают Яковлева в культовой роли Ипполита из «Иронии», считая, что хроническая интеллигентность и даже некоторый аристократизм исполнителя его герою очевидно великоваты. Эти люди убеждены, что Яковлев был рожден для пьес Островского, где люди нервической наружности следуют формуле «Горя бояться – счастья не видать». Да, Юрий Яковлев сыграл роли, которые не боятся времени, но меня принял только потому, что я чрезвычайно развеселил его трактовкой образа Ипполита. Дескать, у человека без пяти минут благоверную уводят, а над ним все гогочут, нехорошо…

Может, Мастер подумал, что я узнал в Ипполите себя, и ему стало меня жалко.

Про таких, как Яковлев, у того же Островского написано «люди лучезарной незлобивости». Но эта незлобивость сочеталась с железной избирательностью, что проявлялась, когда ты задавал глупый вопрос: почему вы не снимаетесь? Глупый, потому что: а где? Демиурги не размениваются на «большие ржаки», в этом нет смысла, когда есть Вахтанговская Мекка.

Его выправка, его интонация сразу задавали общению высокий тон. В нашу единственную встречу говорили мы о высокохудожественных натурах, учителях, коллегах. Про Баталова, например, он сказал: «Присутствие этого человека в нашей жизни очень важно».

Это и про вас тоже, Юрий Васильевич, спасибо, что приобщили к Театру.

«Солнечный удар», совесть и злоупотребление

Я вчера посмотрел очередной огневой выпуск «Бесогона», только вчера посмотрел «Солнечный удар», потом, чтоб прийти в себя, я пересмотрел любимую «Неоконченную пьесу для механического пианино», – теперь вот сижу и думаю, когда выдающийся Н.С. Михалков уверовал в то, что высшие силы на его стороне.

В его новом фильме Бунина столько же, сколько совести у российских футболистов, в соцсетях устраивающих во время отпусков пир во время чумы. Тот этюд бунинский про ночную вспышку, про темные аллеи, где ах! – и от любви пороховым ожогом пропах – это «дунешь – рассыплется», а НМ снял энергичное кино про то, как Родину быдляк профукал.

Более всего НМ похож на музыковеда, который во время обычной встречи возьмет да спросит: «А знаете ли вы, что такое дарк-эмбиент?» – и ухмыльнется.

Он не из пугливых, напротив, его самоуверенности нет предела, людей, события, вещи он любит выборочно-избирательно, себя точно считает князем света. НМ – на пьедестале медийной славы уже лет сто, и кто бы что ни говорил, режиссер он выдающийся, мир картин его трехмерен, и он блестяще владеет приемами создания спроса на свои работы.

Даже на уровне интонации НМ далек от Бунина, как Дина Гарипова от Тины Тернер. У Бунина – отчаяние, недоумение, страх, сарказм, презрение к плебеям, Михалков же снисходителен, у него покровительственный конферанс, какая там прострация, он ведь знает ответы, он знает, как – без этого малодушного бунинского «сжав губы и подавив рефлексию» – сладить с этим миром тотального метафизического неуюта.

«Внемлите мне, дети мои!», «Я вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!» – но ведь и с автором этих претенциозных лозунгов, пиитом И. Северянином в свое время мало кто спорить хотел; ровно так же дело обстоит с НМ; «мало в нем было линейного, нрава он был не лилейного». Всяк в моей стране знает, что спорить, тем паче об идеологии, с НМ нет смысла – переспорит, да еще плюнет. Михалкову как будто принадлежит строчка: «А мне чужих стихов не надо, мне со своими тяжело».

Его фильм состоялся как высказывание, разумеется, программное, но не состоялся как ХУДОЖЕСТВЕННОЕ высказывание, и я, конечно, пожалею, что скажу это, но все же…

Штука в том, что на Земле нет ни одного белкового соединения, которое решилось бы остановить Михалкова, когда он начинает верить в собственное мессианство. При нем должны быть, как я себе представляю, смирные люди, тихие, как медитативные песенки какой-нибудь Шадэ.

У него конгениального собеседника нет очень давно, я б пошел, но, боюсь, он сочтет, что наши масштабы не соизмеримы. Это было бы смешно, когда б не было так грустно; прямые эфиры с Соловьевым да перепалка с Собчак – боюсь, общий смысл и того, и другого можно свести к одному знаменателю: я пророк, внемлите! И там, и там он говорит вещи вроде бы здравые, но почему-то всегда исключительно охранительного свойства.

И в новом фильме тоже нет сюрпризов: снова кажется, что НМ озвучивает зараз всех персонажей: и гренадера красного, и ледащего белого, и тонную даму, и даже шумливого ребенка – все эти люди будто говорят одним голосом.

Если у НМ что-то получается как у режиссера (а я обожаю его умение рассыпать по кадру притворно неглубокие детальки), он начинает отчаянно этим злоупотреблять. Так делают пииты-концептуалисты, сами себе кажущиеся ну очень глубокими: они берут слово, желательно поавантажней, и повторяют его до тех пор, покамест оно, затертое до невозможности, не потеряет всякий смысл, приобретая новый, комический.