Не одно и то же

Вадим сорвался с места и ринулся в сторону лестницы. Пробегая мимо Андрея, он ткнул Его в плечо и закричал:

– Давай, звони своим адвокатам! Из-за тебя всё!..

Я задумалась: «Знал ли Вадим правду до этого дня?», но так и не нашла ответа на свой вопрос.

Когда внизу утихли шаги, Андрей подошел к балконной двери и откинул ее. После того, как за окном исчезли звуки отъезжающих машин, Он вдруг начал оправдываться, скорее всего, перед Самим Собой:

– Я даже сам не могу ей помочь. Я не веду уголовные дела.

Я была уверена, что Андрей, справившись с таким сильным потрясением, все же предпримет что-то. И не ошиблась: в течение довольно долгого времени Он беспрерывно звонил по телефону, расхаживая по холлу первого этажа. Я старалась не мешать Ему, поднялась на третий этаж и вышла на балкон: стоя там, я наблюдала, как на землю тихо опускаются едва заметные хлопья первого снега.

***

Андрей делал все, что мог, чтобы облегчить положение матери. Вадим звонил Ему каждый день и требовал более активных действий, просил добиться свидания. Я знаю, что Андрей подключил к этому делу не одного высококвалифицированного адвоката, но Галина Викторовна по-прежнему оставалась под следствием и стало очевидным, что домой она если и вернется, то очень нескоро.

Я была уверена, что Андрей делал для своей матери все возможное, потому что Его отношение к ней нисколько не изменилось даже после ее признания в убийстве. Но однажды вечером, когда Андрей вернулся после работы, а я ждала Его за столом с ужином, Он разулся, снял куртку и, поставив на шкаф в прихожей портфель с документами, направился прямиком в гостиную. Я последовала за Ним. Он первым начал разговор:

– Я сегодня добился свидания.

Я не стала ничего уточнять – и так было понятно, о чем Он говорит. Я села рядом на диван и приготовилась слушать.

– Она осознает всю тяжесть своего положения, ей уже предъявили официальное обвинение и озвучили максимально возможный срок заключения. Но она абсолютно не чувствует себя виновной, а только твердит, что делала все для моего благополучия. Мне кажется, мать возвела себя в ранг благородной вершительницы справедливости.

«Мать» – это слово, произнесенное Им впервые вместо привычного «мама», резануло мой слух. Что случилось с Моим Мужчиной? Я придвинулась ближе и сжала Его руку, но не стала перебивать. Андрей, как будто почувствовав внутри меня незаданный вопрос, продолжил:

– Знаешь, почему я не стал получать статус адвоката? Я никогда не хотел защищать преступников. Одно дело – отстаивать интересы клиентов в спорах о деньгах, имуществе, долгах, обязательствах – там не разбираешься, кто поступает по совести, кто – нет. Ты просто делаешь свою работу, понимая, что твои доверители не отнимали у кого-то жизнь или здоровье, не причиняли кому-то умышленно физический вред. Преступники – это другая категория людей, там надо копаться в их психологии, пытаться убедить суд в том, в чем сам бы не хотел убеждаться, потому что есть определенные нормы морали, человечности. Поэтому я теперь не знаю, как к ней относиться. Знаешь, я даже не считаю себя виноватым, хоть она и оправдывает свой… поступок материнской любовью, а Вадим вообще во всем винит меня.

Мысленно я поддержала Любимого: если бы Он совершил такое пусть и ради меня, я бы тоже не смирилась и не поняла Его.

– Ты справишься. Нужно время. В любом случае, она – Твоя мать, и Ты все сделаешь…

– Не знаю, не знаю… – перебил меня Андрей, поднялся с дивана, и, пошатываясь, пошел в ванную.

Я услышала звук работающего душа. В этот раз я посчитала абсолютно неразумным присоединяться к Андрею, и, поджав под себя ноги, стала думать, что нам теперь делать.

В последующие две недели Андрей практически не бывал дома: Он целыми днями занимался своими делами, а также встречался с адвокатами матери и следователем, ведущим дело. Даже по выходным Он висел на телефоне или мотался по встречам. Окружающим, наверное, казалось, что Андрей делал это из безграничной любви к женщине, которая дала Ему все, но мне было очевидным, что Им двигали совершенно другие чувства… Я не знала, какие конкретно, возможно, чувство долга, но что-то переломилось внутри у Моего Мужчины, и я не могла этого не замечать. Я понимала, какой удар нанесла Галина Викторовна не только по душевному состоянию, но и по деловой репутации Сына, мне было Его искренне жаль, но я сосредоточилась на том, чтобы выстроить картину нашей дальнейшей жизни, которая у меня никак не складывалась.

Однажды вечером, когда Андрей как обычно вернулся в конце беспокойного дня, я уже ждала Его в прихожей с сумками, набитыми моими вещами. Он смерил их недоумевающим взглядом, и перевел его на меня, вешая шарф на вешалку у двери.

– Что происходит? – спросил Он с нескрываемым беспокойством.

– Я еще не вызвала такси, не хотела уезжать, пока Тебя не будет дома, – просто ответила я.

– Уезжать? Куда ты уезжаешь? – продолжал ничего не понимающий Андрей, Который уже разделся и стоял перед грудой сумок, уперев руки в бока.