Не оглядывайся назад!..

Нодью бы ему ещё соорудить, да поленился. А может, и замотался шибко за день. Набегался по сопкам-то за соболями…

Запалил снизу сухую листвягу, рядом стоящую, наполовину молнией срезанную. Поразмыслил, что долго такая древесина гореть будет, его согревая. Обстучал её ещё обухом топора кругом, перед тем как запалить, – вроде крепкая…

Жар от неё хороший, ровный, как от печки идет. И даже дымок сверху из дыры-дупла легко так курится, будто из трубы…

Ну, устроился, на сухое корьё разложился, да и заснул крепенько. Спит себе, почивает… А дерево-то возьми да рухни ему прямо на ноги выше колен… Он туда-сюда! Не тут-то было. Не может их из-под ствола высвободить…

Собака рычит, слюной ему в лицо брызжет. От бессилия то и дело на огонь лает. Пытается его, за куртку зубами ухватясь, из-под колоды вытянуть, да сил не хватает. А чем больше протаивает снег, тем крепче его листвень, и без того тяжеленный, к земле прижимает…

Потом, когда смотрели, куртка на плечах вся сплошь прогрызена и снег до земли лапами собачьими, да руками человечьими изрыт…

– В общем, ноги у бедолаги почти до костей сгорели… Видно, от нестерпимой боли он и сознание потерял, – печально и тихо говорит дед. А потом чуть веселее и вновь, как будто в первый раз, изумляясь, добавляет: – Как собака его всё же оттащила и как жив остался сердешный?! Чудо просто какое-то.

– Спасло, однако, то, что снег очень глубокий был, не давал шибко-то огню разгуляться…

– А каких-нибудь не столь мрачных историй, Василий Спиридонович, – подделываясь под его тон, – у вас в запасе нет случаем? – как-то спросил я у Нормайкина, когда он в очередной раз рассказал мне «сто первую» «страшилку», придя ко мне вечерком почаёвничать да «побалакать».

– Есть, конечно, – задумчиво ответил дед. – Но баить про хорошее почему-то всегда получается не так складно… Хотя, одну историйку я тебе расскажу.

В Белоруссии дело случилось. Я ещё совсем малой был. Поехали мы с дядькой за дровами, в ближний лес. А в тот год яблок уродилось – страсть!..

Глядим из-за деревьев скрытно, лось на одной стороне поляны яблоки-паданку с земли подбирает, аккуратно так, мягкими губами, а с другой – кабан их жадно, с чавканьем, будто куда-то спешит, хрумает. А осень в том годе золотая выдалась. Тихая, чистая, тёплая, светлая!

Яблоневый запах голову кружит. Хорошо!..

Однако продолжаем с телеги (хоть лошадь и волнуется: ушами прядёт, ноздрями воздух ловит) наблюдать за зверьём – интересно же…

Смотрим: кабан, сначала ни с того ни с сего начал башкой своей чугунной о дерево биться, словно с дуба жёлуди решил стряхнуть, для разнообразия своего рациону. Да так свирепо урчит… Потом вдруг резко развернулся и к лосю рванул, норовя его клычищами своими по ногам резануть. А лось, нет, чтобы удрать – как бы в игру с ним вступил. Словно малый козлёночек через скамейку скачет, кругами вальсирует. И даже губы трубочкой вытягивает, будто поцеловать кабанищу намеревается. И чувствуется по всему, весело ему так по полянке носиться, через колодинки перескакивать…

Не знаю, сколько бы мы эту картину ещё наблюдали, да лошадь вдруг рванула и понесла нас по просеке, от греха подальше.

Дядька мне потом объяснил, что к чему. Опьянели зверюжины. Яблок, уже забродивших, ведь наелись…

Так и у людей случается. Иной выпьет – рубаха-парень, весь мир обнять готов, последние штаны другу отдаст. А другой без видимой причины до белого каления рассвирепеет…»

Мои неспешные воспоминания нарушило появление волка.

Я заметил его метрах в двухстах впереди себя, на повороте реки.

Остановившись и сразу перенесясь из тепла моей «зимовьюхи» во дворе деда Нормайкина в предвечерний холод, на лёд реки, потянулся к карабину.

Волк, уловив моё движение, мгновенно устремился… в мою сторону!

– Фу, ты! – облегчённо выдохнул я. – Это же Кореш!

Пёс, виляя хвостом, подбежал, лизнул горячим языком слежалый плотный снег у моих ног. Потом, задрав голову и глядя в лицо своими шалыми глазами, словно бы спросил: «Ну, на кого охотиться будем?»

– Ни на кого, Кореш, – снова потрепал я его по холке. – Задумался я. Чуть не уснул на ходу. Тебя вот за волка принял. Иди уж рядышком, не убегай больше, – попросил я его. – Вот и первые звёздочки, вишь, показались. Припозднились мы с тобой…

Кореш, словно понял меня и, подавляя свое резвое желание вновь куда-нибудь устремиться, пошёл рядом, снова слегка пригнув голову, будто волочил за собой нарточку. И мне его скорбный вид почему-то напомнил прошлогодний выход из тайги, когда мы с напарником, дольше обычного (соболь шёл хорошо!) задержавшись на промысле, возвращались домой по этой же реке – только в обратном направлении…

Напарник был из местных парней. Мне его, «для натаски», подсунул дед Нормайкин, «чтоб парень от безделья в посёлке не кис».

– Да и денег, глядишь, перед армией заработает, – дополнительно аргументировал он свою просьбу.