Не оглядывайся назад!..

– Ну, давай! – слегка подтолкнула она меня. – Я пока тебе постель устрою. А потом быстренько приму душ.

Мы по-прежнему будто куда-то спешили…

В ванной я плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды – раз, другой. После чего как будто бы немного успокоился. Почистив зубы, я вышел из ванной и прошёл в свою комнату. Постель на широком раздвижном диване была уже разостлана. И представляла собой первозданной белизны снега горных вершин. Лишь в центре, в открытом квадрате пододеяльника, бугрилось алым атласное пуховое одеяло, прострочённое шёлковыми нитками, разделяющими его на равные квадратики. Я откинул край одеяла и увидел, что в изголовье лежат две подушки…

Забравшись в постель и погасив ночник, я стал напряжённо ждать, сам до конца не зная чего.

Минуты тянулись мучительно долго. Я слышал отдалённый, приглушённый шум и плеск воды из ванной комнаты. И этот весёлый ливень из душа шумел, казалось, очень долго… Потом внезапно наступила тишина. И через какое-то время я услышал в коридоре мягкие, из-за домашних тапочек, шаги.

Тая приоткрыла дверь моей комнаты.

– Не спишь? – спросила она, просунув в комнату голову, а потом – возникнув на пороге вся, в белом махровом халате, с ещё влажными, поблескивающими в лунном свете волосами. От волос исходил тонкий, приятный, едва уловимый свежий аромат.

– Я пришла пожелать тебе спокойной ночи, – не дожидаясь моего ответа, продолжила Тая.

– Да я вряд ли быстро усну. Выспался днём, – приподнялся я на локте.

Она подошла к дивану, включила настольную лампу и, приложив ладонь к моей груди, снова, как на улице, сказала:

– Какой ты сильный, Олег. Мышцы так и играют, словно им тесно под кожей… А это что такое? – Она провела указательным пальцем по багровому рубцу довольно длинного шрама.

– Ничего героического, увы. След елового сучка. Я как-то скатывался вниз на лыжах (перевалив на Камчатке хребет), перебираясь из зимы в лето. От обильных снегов к горячим источникам и зелёной травке в низине уже южного склона. Лыжи у меня были очень быстрые, обитые оленьим камусом, да и сам я спешил поскорее спуститься в долину… Ну и не заметил за кустом, не успел разглядеть торчащий перпендикулярно срезанному стволу ели, одинокий, высохший до крепости металла, сук. Вернее, я его заметил, но уже в последний момент. Вот он и распорол мне куртку, а заодно и кожу, полоснув по рёбрам.

Тая присела на диван. При этом полы банного халата немного распахнулись, и я увидел её красивые, точёные бёдра. Палец Таи по-прежнему скользил по моей груди, словно заблудился там…

Прижав её ладонь своей, я свободной рукой обнял Таю и, притянув к себе, поцеловал в открывшиеся мне навстречу, словно цветок солнцу, губы.

Едва прихваченный пояс халата от моего неуклюжего, порывистого объятия распустился. И ничем теперь не прикрытые упругие Таины груди приплюснулись к моей груди.

Тая не сразу, но всё же отстранилась от меня. Встала с дивана, подняла пояс, плотно запахнула халат и туго, так, что её и без того стройная талия стала ещё тоньше, а овал бёдер ещё круче, завязала его на узел, а не просто перекинула один конец через другой, как это было до того.

– Не будем делать глупостей! – прерывисто дыша, сказала она и повернулась ко мне спиной, готовая уйти.

Какое-то время она стояла в таком положении, не двигаясь с места и словно восстанавливая дыхание. Потом резко повернулась и решительно дёрнула конец пояса, распустив узел. Халат медленно сполз с её плеч на ковёр.

Я смотрел на Таю, не в силах отвести глаза и с трудом веря в то, что на земле ещё встречается такая совершенная красота.

Она молча скользнула под одеяло, устроившись рядом и положив мне голову на грудь. И так замерла на какое-то время, словно лишившись сил. И вдруг я почувствовал, как горячая слезинка покатилась вниз по моей руке.

– Тая, ты что? – погладил я её по плечу. – Что с тобой?

– Ничего. Не обращай внимания… Ничего не могу с собой поделать. И с тобой хочу быть! Это я ещё на улице, когда мы гуляли, поняла. И знаю, что нельзя вот так, тайком… Ты же меня потом за эту слабость будешь осуждать… С другой стороны, я понимаю, что по большому счёту нас никто никогда обмануть не может. Мы всегда обманываемся сами. И я тоже боюсь обмануться: в тебе, в себе, в наших чувствах…

Вся моя страсть мгновенно улетучилась. Осталась только нежность и щемящая жалость к этой красивой девушке, которую хотелось защитить от всего недоброго в этом мире… И с которой мы были знакомы вот уже почти два года. Из которых не больше трёх месяцев были вместе, общаясь друг с другом в основном посредством писем… Из наших частых посланий друг другу, наверное, мог бы сложиться почтовый роман…