Элинор забирается на кровать и вытягивается на жестком матрасе, сосредоточив взгляд на единственном тусклом глазке света в потолке. Он насмешливо подмигивает ей желтовато-грязным сиянием, и Лин с лёгкостью различает кружащиеся вокруг мельчайшие частицы пыли. Какое-то время она заворожённо следит за их хаотичным танцем, сложив руки на тяжело вздымающейся груди. Мысли разлетаются, наталкиваясь друг на друга, и кружат, кружат, кружат вместе с пляшущими серыми мушками.
Это все лекарства, тормозящие работу мозга и вызывающие галлюцинации вместо того, чтобы подавлять. К вечеру могут танцевать и тени на стенах, и застиранные шторы на окнах, и даже стулья. Ее пичкают цветными пилюлями с утра до ночи. Две на завтрак, две на обед и три на ужин. Увеличивают дозу перед ночным дежурством, чтобы не доставляла хлопот, превращая пациентку в отупевшую неподвижную куклу.
Ее не лечат, она лишь безликий номер на больничной рубашке, такая же, как десятки других пациентов, содержащихся годами в Святой Агате. Это не то место, откуда выходят отдохнувшими и воспрявшими духом спустя месяц благотворного лечения.
Элинор Хант все чаще посещает мысль, что ее не выпустят отсюда. Возможно, никогда. Весь персонал клиники заинтересованы в том, чтобы пациенты оставались в лечебнице как можно дольше. Пока клинику хорошо спонсируют, всем находящимся здесь больным будут рисовать новые диагнозы. Элинор пришла к выводу, что руководство Святой Агаты находится в преступном заговоре, когда очнулась в своей палате после нападения Бешеной Дрю. Приставленный к Лин психиатр Скарлетт Грин заверила, что никакого нападения не было и той все померещилось. Ну разумеется, кому нужен скандал в клинике?
Элинор проспала сутки, но воспоминания о случившемся в вонючем туалете никуда не исчезли. Позже, встретив за обедом в столовой Бешеную Дрю, Лин заметила ее ядовитую триумфальную ухмылку и насмешливый взгляд, прикованный к плоскому животу Лин. Элинор инстинктивно обхватила руками пустоту и с яростным криком кинулась на провокаторшу. Ей впервые в жизни хотелось убить… Или не впервые? Гнев, вылившийся на визжащую и отбивающуюся от наносимых с особым усердием ударов рыжую тварь, казался отчаянно знакомым и приносил удовлетворение, близкое к наслаждению.
— Они меня травят, — пожаловалась она танцующим пыльным подружкам. — Это абсолютно точно, — добавила чуть громче и с некоторой обидой.
— Ты знаешь, что нужно сделать, чтобы все это закончилось, — отвечает ей голос, слышимый каждый раз, когда ощущает полный отрыв от реальности. Случайно или нет, но он всегда оказывается рядом в трудные, критичные минуты.
— Что? Что я могу сделать? — со злостью бросает Лин, до жжения в глазных яблоках уставившись на рой пляшущих пыльных мотыльков. Серые точки разлетаются, образуя плавные линии и размытые контуры.
— Скажи то, что они хотят услышать.
— Я не могу…, — отчаянно всхлипывает Элинор, царапая свою рубашку на животе. Там так пусто, холодно, больно.
— Почему, Эль?
— Это он убил их всех! Это он! А я выжила. Случайно. Нарушила его планы, — яростно восклицает Лин.
— Почему ты так в этом уверена?
— Потому что знаю, — закричала она. — И я не сумасшедшая! Нет!
— Тогда скажи, с кем ты разговариваешь сейчас, художница?
Лин в изнеможении закрывает глаза, прогоняя видение. Проклятые таблетки лишают ее разума. Параноидальный бред и галлюцинации. Слуховые, зрительные, фантомные. Они повторяются все чаще, реальнее, навязчивее. Черт, да она свихнется, если не найдет способ выбраться.
— Хочешь уйти отсюда — лги, — тихо произносит бархатистый голос. — Притворись. Забудь.
— Как?
— Я научу тебя. Не сопротивляйся. Не спорь.
— Ты с ними заодно! — вспыхивает Элинор, обращаясь в темноту. — Убирайся. Вон из моей головы, — дернувшись, она резко приподнимается на локтях, всматриваясь в чернильные тени, сгущающиеся в углах палаты.