Читаем Не осенний мелкий дождичек полностью

Теперь Володя приезжал еще позже — почти каждый день бывал из-за этих споров и разногласий в МТС, нередко ужинал и обедал у Сорокапятовых — подвозил Нелли. В их отношениях с Валентиной ничего не менялось, он ничего не скрывал, не утаивал от нее, и все-таки в нем самом появилось что-то новое: одеваясь утром, он проверял, хорошо ли повязан галстук, никогда не надевал два дня подряд одну и ту же рубашку, сам чистил перед сном ботинки. Раньше он был ко всему этому безразличен.

Валентина не слушала досужих кумушек, вроде редакторши и Капустиной, которые старались намекнуть ей, что Зинаида Андреевна не зря приваживает к дому первого секретаря, — мол, «нечего лебедю якшаться с гусыней, нужна ему белая лебедушка…» И слухи, и поклепы, и вымысел давно уже не были новым в их жизни, Валентина давно осознала, что у большого человека не только дела большие, сильные друзья, но и хитрые недруги. Все же чудилось: Володя, быть может, сам еще не сознавая этого, тянется к Нелли. Не думает, не желает — а тянется.

Он уговорил ее еще раз — на Седьмое ноября — побывать у Сорокапятовых. Почему она согласилась? Сама не могла бы ответить. Захотелось побывать на людях с Володей. Просто посидеть в компании. Или посмотреть на них, когда они вместе, Нелли и Володя? А, может, еще потому согласилась, что Сорокапятовы пригласили на этот вечер чету Гаев, с Лерой пойти туда все же казалось легче.

Было шумно, жарко, но как-то невесело; все те же лица — Капустин, редактор, Никитенко… Хозяева на него не смотрели, а он сидел, развалясь, посмеиваясь, явно чувствуя себя тут, вопреки всему, не таким уж лишним… Нелли — в платье цвета морской воды, с распущенными по плечам волосами, похожая на русалку, неотступно ухаживала за своим угловатым, широкоплечим, по-малчишечьи смущающимся директором. При каждом знаке внимания Нелли он растерянно вскидывал глаза на жену, а та смотрела невозмутимо, даже с интересом, как смотрят на безопасную в общем-то диковинку. Володя злился втайне, или это лишь казалось Валентине? Разговаривал, ел, смеялся, и только желваки порой вспухали на скулах… Она впервые их разглядела у Володи, злые они, напряженные желваки.

Женщины похвалили заливное, самодельную икру из кабачков и моркови, песочный торт, потом завели речь о хозяйстве, о том, что сельпо плохо снабжает, даже сахару не купишь. Только с базара и живут…

— На периферии всегда трудно, — охотно подхватила Зинаида Андреевна. — Вот этот стол собирала — знаете, чего он мне стоил?

— Правда, Зинаида Андреевна, чего? — невинно спросила Лера, которая с нескрываемым наслаждением слушала быстрый говорок Сорокапятовой.

— Ой, чайник, поди, убежал! — схватилась та за щеки и заспешила в кухню. Над столом повисло молчание, но лишь на секунду, женщины вновь заговорили о своем, мужчины тоже продолжили беседу… Лера, смеясь, встала из-за стола:

— Идем домой, Валя. Володя? Собирайся, Гай. Все действительно очень вкусно. Но — пора.

Валентина ждала, что Гай по дороге упрекнет Леру, поругает ее за такую выходку. Ничего подобного — весело подхватил их обеих под руки, почти бегом повел под холодным осенним дождем.

— Ну, ты и смелая! — сказала Валентина с уважением. — Это же теперь враги тебе на всю жизнь!

— И я им враг. — У Леры в голосе скользнула жесткая нотка. — Еще неизвестно, кто для кого страшнее, они для меня, или я для них. Такие напишу сатирические стихи, лопнут со злости!

— Нашему бы теляти да волка съесть, — смеялся Гай. — Гнездышко явно осиное… Быстрей, девочки, дождь-то! Пропала наша зябь! Впрочем, девяносто процентов одолели и при дождичке. Как-нибудь завершим!

…Только однажды еще Валентина встретилась с Нелли — судьба столкнула их на пустынной дороге, Валентина шла в «Зарю», за материалом о птицеводах: Никитенко уже не было в «Заре», его, не без помощи Сорокапятова, послали учиться на какие-то курсы, руководил колхозом новый товарищ, присланный с Харьковского тракторного, очень воспитанный с виду товарищ. Птицеферма «Зари» заняла первое место в районе… Почти, у края Терновки Валентину нагнал мотоцикл, Нелли — в кожаной, на меху, куртке, в летном шлеме — лихо затормозила:

— Вы в «Зарю»? Могу подвезти!

— Спасибо, — сказала Валентина, разглядывая Нелли, — и в этом полумужском наряде она была все так же победоносно красива, хотя щеки потеряли округлость, голос приобрел — видимо, от ветра — хрипотцу. Валентина не села бы к Нелли и здоровой, а сейчас… и ведь знает же Нелли о ее положении, знает! Как она ненавидела в эти секунды Нелли! Такой полной, такой сладостной ненависти к человеку Валентина уже больше не испытывала никогда.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза