Читаем Не осенний мелкий дождичек полностью

Валентинка кивнула, не отрывая взгляда от убегающих из-под ног полозьев. Вот, кажется, наступишь, а их уже нет, ускользнули. Хорошо бы прокатиться на запятках! Она занесла ногу, но тут же отдернула: что скажет дядя Семен?. Совсем перестанет уважать, а ведь он первый всерьез назвал ее по имени-отчеству. Надо теперь следить за собой, нет больше Валентинки, попрыгуньи и озорницы, которая не давала покоя ни маме, ни учителям. Есть вполне взрослый, солидный товарищ Валентина Михайловна Горячева.

— Учить в семилетке будешь али в начальной? — полюбопытствовал дядя Семен.

— В начальной. Сказали, сразу два класса вести надо.

— Ишь ты, птаха… — Сторож покачал головой, остановил лошадь, разгреб в задке саней сено. — Садись-ко, укрою тебя. Ехать-то еще далеко. — Плотно угнездив вокруг усевшейся Валентинки сено, вскочил в сани, крикнул: — Э-э, родимая!

Лошадь затрусила рысцой. Пригревшись, Валентинка глядела вдаль, завороженная бесшумным движением снежинок, пронизанных светом невидимой луны. В северных неярких краях бывают такие зеленовато-светлые ночи, когда на смену скрипучему морозу приходит мягкий, безветренный снегопад. Снежинки падают отвесно, нанизанные на тончайшие лунные нити, сплетаются вдали в прозрачную завесу. Не с них ли берут узоры для своих плетений северные чудодейницы-кружевницы?

— Э-ге-ге-гей! — вдруг зазвенело, забилось над лесом. — Проснись, учителка, э-ге-гей!

Валентинка открыла глаза: снег прекратился, вокруг было очень ясно и лунно, сани несло куда-то с необыкновенной быстротой. Позади, похожий в своем тулупе на большого косматого медведя, бежал дядя Семен.

— Вожжи хватай, вожжи! — кричал он.

Сон мгновенно слетел с Валентинки. Она вскочила на ноги и поняла: лошадь, не удержавшись на склоне, несла сани вниз, в овраг. Возле копыт, одним краем повиснув на облучке, бились вожжи. Еще секунда, и лошадь споткнется о них, упадет на всем скаку… Рванувшись, Валентинка ухватилась за грядку саней, дернула вожжи, натянула. Лошадь, всхрапывая, вскинула голову, оседая на задние ноги, стала умерять бег. В самом низу оврага перешла на шаг.

— Тпру, окаянная! — закричал совсем рядом дядя Семен. Он был весь в снегу, видимо, катился с горы кубарем. Кинулся к Валентинке, заглянул в лицо: — Жива? Слава богу! — потом метнулся к лошади, поправил хомут, свернув жгутом сено, вытер дымящиеся бока животного. Лишь тогда присел на облучок саней, смахнул рукавом пот со лба, облегченно проговорил: — Ух, испугался! Крутизна тут, не дай бог! А я, как на грех, сзади шел, задумался, не успел вожжи-то схватить. Ну, ладно, все обошлось.

Валентинка вылезла из саней, осмотрелась. Овраг нависал с обеих сторон обрывистыми кручами. Неужели она съехала оттуда и осталась цела?

Где-то поблизости журчала тихая струйка. Почудилось? Валентинка оглянулась на звук.

— Родничок услыхала? Ишь, быстрая, — усмехнулся дядя Семен. — Вот, гляди. — Он подошел к поваленному дереву, которое было почти незаметно под снегом. — Тут и бежит. День и ночь. Никакой мороз не студит. Здесь мы воду берем. В самый зной ледяная.

В темной лунке булькала, переливалась вода. С кустов, клонящих над родником ветви, падали и тут же исчезали, растворяясь в струях, снежинки.

Сверху, с горы, что-то покатилось, взметая за собой снежную пыль. Валентинка отпрянула в испуге и тотчас поняла, что это лыжник. Через мгновение он поравнялся с ними — в ватнике и кожаном треухе, приостановился. Валентинка увидела обветренные скулы, темные глаза, блеснувшие улыбкой, и сама неожиданно улыбнулась. Лыжник приветливо махнул рукой, нажав на палки, исчез за поворотом.

— Сашка Конорев, — кивнул в его сторону дядя Семен. — Опять, видно, в сельсовет бегал. Ну, поползем и мы, что ли?

Въехали на гору, очутились в роще, посреди которой дремлющим великаном горбился дом. Едва сани остановились у крыльца, закружил ветер. Взметая снег, пронесся между стволами деревьев, сдернул пук соломы с сарая, что прижался в углу двора, и сердито засвистел, завыл над полем.

— Вьюга будет. Хорошо, в дороге не захватила. А ты, учителка, ничего, смелая, — сказал дядя Семен, снимая с саней сундучок. — Ну, идем домой.

Вслед за сторожем Валентинка ступила в черноту сеней, поднялась по узкой крутой лесенке. Открылся прямоугольник двери, и дядя Семен, поставив сундучок на пол, проговорил:

— С приездом, значит, учителка!

3

— Валентина Михайловна, можно вопрос? — Голос звучал негромко, но он вернул Валентину из далекой, уже казавшейся нереальной юности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза