Читаем Не осенний мелкий дождичек полностью

— Да, Костя, пожалуйста, — подошла к ученику Валентина. Когда она приехала во Взгорье, ей было столько же лет, сколько сейчас Косте. И она мечтала учиться. А пришлось работать… Костя, наоборот, с восьмого класса только и говорит о работе. Все лето проводит в поле с отцом-механизатором, подменяет на тракторе, у руля комбайна. При этом в каждую свободную минуту буквально глотает книги, подряд, без числа и разбора. С пятого класса воюет с этой чертой в Костином характере Валентина, упорно, настойчиво воюет, а результат… Правда, удалось научить Костю думать над прочитанным, как-то систематизировать в памяти почерпнутые из книг факты. Он выбрал для сочинения песню «По Дону гуляет». Любопытно, чем она его привлекла?

— Я насчет Гринева, — вполголоса проговорил Костя, когда Валентина склонилась к нему. — У Пушкина, в «Капитанской дочке», есть Гринев. И у нас, я читал в краеведческом сборнике, жил Гринев, который хотел примкнуть к Пугачеву. Могу я пофантазировать, или этот Гринев — уже историческая личность, нельзя вольно с ним обращаться?

— В классном сочинении можно, разрешаю любую фантазию, — улыбнулась Валентина.

— Тогда все, спасибо, — деловито бросил юноша и торопливо стал строчить дальше. Валентина остановилась возле соседа Кости по парте, Коли Фортова, но тот быстро прикрыл страницу ладонью. Чудак, она же будет проверять…

Валентина отошла к окну, окинула взглядом склонившихся над столами учеников. Каждый, казалось бы, знаком ей до самой мельчайшей черточки. И все-таки, способна она предугадать их поступки, взялась бы предрешить их будущую судьбу? Вряд ли. Кто знает, какими путями приходит человек к своему собственному призванию, возможны ли, годятся ли — вернее, всегда ли годятся заранее продуманные, намеченные пути? Хоть бы она сама: в школе мечтала стать врачом, потом певицей, а стала учителем, и уйти от этой своей судьбы дважды пыталась, да не смогла. Тот же Костя Верехин — книжник, фантазер, постоянный редактор школьной стенгазеты, председатель литературного клуба «Бригантина», заядлый механизатор — больше всего мечтает стать вратарем хоккейной команды. Не школьной — в школе он давно эту команду создал и «воспитывает», а настоящей, сборной, в масштабе страны. Кто в нем победит — хоккеист, тракторист, литератор? Или возникнет, появится, как нечто нежданное и необъяснимое, что-то новое, вне всего, чем увлекается сейчас Костя? Или Коля Фортов, сын Нины Стефановны, тоже словесницы, — хорошо учится, чудесно рисует, его работы не однажды представляли в область, на выставку. Казалось, дорога ясна… Но в последнее время общительный, раскрытый навстречу всему доброму Коля замкнулся, стал нелюдим, мнителен. За карандаш вовсе не берется. С тех пор, как отец бросил их, уехал с молоденькой, только что присланной фельдшерицей на север, строить новое счастье. А ведь семья казалась такой дружной…

Дождь все сеется, сеется. Сколько минут до конца урока? Двадцать еще. Да, так вот и привезли ее когда-то в школу, зимней морозной ночью. Так вот и привезли…

4

Комната показалась огромной: два высоких окна, потолок и стены беленые, тесовый пол не крашен. В углу скромно жались небольшой учительский стол и скамья. На столе тускло светила керосиновая лампа. За раскрытой настежь дверцей печки гудело пламя. Валентинка протянула руки — тепло…

В дверь постучались, женский голос спросил:

— Вы не спите? К вам можно?

— Можно, можно, — обрадованно шагнула Валентинка навстречу гостье. Та — худощавая, темноглазая, далеко уже ее молодая — протянула ей руку:

— Я ваша соседка по квартире и по классу, Анна Сергеевна Перова. Пришла познакомиться. Вы совсем еще девочка, и дают такой класс… Прежняя учительница была с опытом и то не справилась!.. Ну что ж, отдыхайте, — пошла к двери, у порога задержалась. — Одна не боитесь? Чердак тут у нас исторический, старый барин на нем когда-то повесился. Спокойной ночи.

Валентинка недоуменно посмотрела ей вслед. Странная эта Анна Сергеевна. Класс, говорит, плохой. Барин повесился… Спите спокойно. Как тут спать, когда дверь даже не запирается? Подумав, Валентинка взяла нож с деревянной ручкой, единственное свое оружие, всунула его в ручку двери. Подергала: ничего, держится. А вьюга гудит. Успел ли тот лыжник добежать до дому?

Она постелила, легла. Внизу монотонно хлопала дверь, по всему дому катились шумы и шорохи. На чердаке что-то гулко, ударилось, прошелестело, крыша затряслась, застучала железом. Валентинка сжалась в комок от ожидания чего-то страшного… Между порывами ветра в доме водворялась настороженная тишина. Она пробралась и в растревоженное сердце Валентинки, убаюкала, укачала в глубоком сне.

Утро брызнуло в окна солнцем, развеяв недавние страхи. Валентинка быстро умылась, доела пайковый — еще городской — хлеб, надела единственное свое приличное платье.

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза