Не осенний мелкий дождичек

— Разговор не по теме. Спасибо, Валентина Михайловна. Переходим к следующему докладу.

Валентина села, приготовясь слушать. Доклад делала Нина Стефановна о литературном краеведении. Материал собирает давно, уроки ее очень любопытны в этом отношении. И все же волнуется, держится скованно, будто ученик на трудном экзамене. «Таковы, мы все, — думала Валентина. — Где-то храбрые, а чуть вышли на плацдарм пошире, поджилки трясутся. Отчего? Не убеждены в своей правоте? Боимся споров и критики? Вот бы сейчас пригласить эту девушку на трибуну, пусть бы высказала все, что лежит на душе, перед всеми…» Разве Капустин выпустит! Для него главное форма, не суть. Каждый доклад просмотрит, прежде чем дать человеку слово. Валентина в первый же раз категорически воспротивилась, отказалась говорить по подсказке. Стерпел…

Нина Стефановна между тем освоилась, речь ее стала ярче, убедительней. Правильно, что мы слабо знаем историю своих мест. Не всегда умеем подключить к этому ребят. И это верно: применять краеведческий материал можно буквально на всех уроках, особенно в диктантах для старшеклассников… Опять диктанты! Робкая внешне, на самом деле Нина Стефановна была бесконечно трудолюбива и бесконечно упряма. В этом был ее плюс, потому что благодаря именно таким своим качествам Нина Стефановна выучилась заочно, стала неплохим словесником, добивается хорошей успеваемости. Но и минус, ибо упрямство лишало ее гибкости, она очень трудно и недоверчиво входила в новое, пугалась свободы, с которой ученики Валентины судили о книге, вообще всего, что выбивалось из рамок программы. Русский язык был для Нины Стефановны одним учебным предметом, литература — совершенно другим. Валентина же всегда ощущала их нераздельно. Так вот и работа, которая стала жизнью, неотделима от жизни… Валентина взглянула на девушку, задавшую ей вопрос: что переживает сейчас эта девушка, начав работать в незнакомой школе, похожи хоть в чем-либо ее чувства на те, которые испытала когда-то Валентина, или они неповторимы, каждому дается свое?

2

Снова все было чисто и ясно в жизни Валентинки. Нет, Саша не смеется над ней, он славный, родной. Все она высказала ему в тот вечер. Наклонил голову, согласился:

— Выпить люблю, есть такой грех. А как выпью, шумлю. Только не от водки, ты не подумай. Так сердце иногда припечет, мочи нет. Неправды у нас еще много, понимаешь? Гляну, как вдова с ребятенками в поле жать или огребать пешочком бредет, а Лапников на таратайке командовать ею едет, так бы и пристукнул его. Отъелся, что боров, на колхозных харчах. Всю войну тут кантовался. Есть председатели как председатели, а наш… Я ведь кладовщиком был, да не угодил, не стал разбазаривать колхозное добро по его записочкам. Отставил: не хошь, говорит, муку в тепле развешивать, вози по морозу навоз, — с горечью заключил он.

— А вы бы эти записочки — в райком!

— Думаешь, там у Лапникова заступы нет? — усмехнулся Сашка. — Он ведь разобьется, а что прикажут, выполнит. Все зерно из колхоза вывезет, все сено отдаст, лишь бы в передовых числиться. Да черт с ним, Лапниковым, — зыкнул вдруг он. — Охота на него дорогое время терять! Ночь-то какая, Валя, погляди кругом. Тишь, красота. Нигде в мире не бывает таких ночей. Верно тебе говорю, всю Европу прошел. Вишь звезды, сверкают над елками? — указал на дальний лесок, в котором Валентинка устраивала на днях лыжную игру. — Воздух студеный, мороз градусов сорок, потому — как алмазы. Ты не замерзла? Может, к тебе пойдем?

— Нельзя ко мне, у меня ведь ученики, Саша, — вспомнив Катины слезы, проговорила Валентинка.

— Ну, ладно, коли ученики тебе дороже, — он распахнул полушубок, прикрыл одной полой Валентинку. — Посидим тут. А пить я не буду, слово солдата. Веришь?

— Верю, — шепнула Валентинка. Озорные карие глаза придвинулись близко-близко, шершавые жаркие губы коснулись ее губ. И все исчезло: луна, горечь, навеянная историей с Катей. Осталась лишь радость, звонкая и живая, как струйки поющего подо льдом родника.

На другой день Валентинке опять пришлось заниматься со всеми классами.

Едва вошла в класс Анны Сергеевны, раздалось знакомое гудение. Кто зачинщик? У всех напряжены щеки, даже у Виноградова.

— Ясно, — сказала с иронией Валентинка. — Гудеть вы умеете. А вот считать — посмотрим. Виноградов, сколько будет семью пять? — Мальчик, явно не ожидавший вопроса, а растерянно заморгал глазами. — Не знаешь? А семью восемь?

— Пятьдесят шесть, — прошептал маленький сосед Виноградова.

— Я не тебя спрашиваю, — остановила его Валентинка, довольная тем, что ребята отвлеклись и перестали гудеть. — Виноградов, повтори всю таблицу умножения на восемь.

Ученик ответил довольно успешно.

— Ну а восемью восемь?

Ученик молчал.

— Ты что, не можешь вразбивку? Как тебя зовут, Виноградов?

— Пашкой его зовут, — не выдержал маленький. — Што его пытать, наша учительша его не любит и не спрашивает никогда. Все грозится на второй год оставить. А он ей не поддается, вот!