Не осенний мелкий дождичек

— Люди вообще беспощадны к животным. — Алла Семеновна шагнула к дубу, легонько постучала пальцем по стволу. Потом еще, сильней. Из дупла выглянула рыженькая мордочка, тут же скрылась. — Живет, — улыбнулась Алла Семеновна. — Маленьких сейчас нет, они появляются весной, чтобы успеть за лето вырасти… На зиму белочка обязательно утепляет гнездо, натаскивает туда грибов, орехов. Отверстие в дупле закрывает изнутри, по-особому спрессовывая листья. Гнездо — круглое, из веточек. Каждый раз, влезая в гнездо, белка закрывается изнутри как бы щитом из листьев. Температура в гнезде бывает до пятнадцати градусов, так что она не мерзнет. Вон, видите, побежала? — оживилась Алла Семеновна, следя за грациозно прыгающим по веткам зверьком. — Куницы — главный враг белок. Подлезет куница к дуплу, когда белка спит, разгребет листья у входа… Живет в гнезде, пока съест всю белку.

Дети стояли зачарованно. В наступившей тишине слышно было, как стучит невдалеке по дереву клювом дятел.

— Вы замечали, что за дятлом всегда летают следом синицы — поползни? — спросила у детей Алла Семеновна. — Они питаются остатками его кухни. Уронит дятел шишку, синицы тут как тут. Или вот — отверните кору на дереве, увидите, сколько там спряталось на зиму шмелей, комаров, бабочек…

Она увлеклась, рассказывая, и дети увлеклись, тянулись за нею от дерева к дереву; даже Рома Огурцов слушал, открыв рот: для него, выросшего в городе, все это было настоящим открытием.

Валентина перешагнула засыпанный прелой листвой окоп — неглубокую ямку, рассчитанную на одного человека. Школьники до сих пор приносят из этого леса патронные гильзы. А когда-то, впервые идя в Рафовку по заданию газеты, Валентина увидела здесь, под кустом, человеческий череп…

Вздохнув, поторопилась догнать группу; Алла Семеновна рассказывала о лещине, лесном орешнике. Оказывается, его плоды содержат краситель… Ученики щупали кору на деревьях, отламывали кусочки — для коллекции, подбирали и рассматривали уцелевшие желтые листья, выискивали среди них орешки. Рома Огурцов брел позади всех, еле передвигая ноги, верно, устал.

— Ты видел окопы, Рома? — позвала его Валентина. — Тут их много. Иди сюда, видишь, целая линия.

— Настоящие окопы? Военные? — недоверчиво спросил мальчик.

— Настоящие, Рома. В этом месте проходил наш передний край. В окопах до сих пор сохранились патронные гильзы.

— Вот бы мне одну! — мечтательно сказал Рома. — Правда, от настоящих патронов? А какие они, Валентина Михайловна?

— Возьми палку, давай пороемся в листве. Может, попадется, — предложила Валентина.

Рома поспешно поднял обломанный сук, стал ворошить листья. Быть может, это был просто соединительный ход, гильзы не попадались. Валентина не останавливала Рому, не торопила его: надолго ли хватит настойчивости, бросит или все-таки попробует разыскать? Мальчик уходил по разрезу окопа все дальше и дальше, она двигалась вслед за ним… Наконец он крикнул:

— Гильза! Валентина Михайловна, есть! — Подбежал к ней, держа на раскрытой ладони ржавую гильзу.

— На, заверни, спрячь ее, — протянула Валентина клочок оказавшейся в кармане бумаги. — Быть может, это стрелял кто-либо из тех, кто похоронен у нас в Рафовке, кто-либо из погибших… Пойдем догонять остальных. Дома рассмотришь гильзу и вычистишь.

Мальчик разжал ладонь.

— Дома не разрешат. Мамка заругается.

— Ну, тогда давай, я сохраню, — подняла гильзу с земли Валентина. — Посмотришь, когда вернемся в класс. Евгения Ивановна была здесь, в Рафовке, во время войны. Попроси, она расскажет, какой шел бой в этом лесу… конечно, лес тогда был меньше, но все же служил защитой. Наши части стояли здесь, а фашисты вон там, за рекой, на высоком берегу среди сосен.

— Алла Семеновна говорит, что это боровые сосны, на мелу. Остались еще от ледникового периода, — сообщил мальчик. Значит, слушал, запомнил. — Валентина Михайловна, дайте гильзу, я ее сам сберегу, — протянул он вдруг руку.

…Они догнали своих уже на другом краю леса; выйдя на опушку, дети полюбовались кряжистыми древними соснами, что высились над меловым обрывом. У многих были сбиты верхушки — пострадали от войны и, позже, от налетающих летом гроз… Потом мальчики натаскали сучьев, разожгли подальше от деревьев на песчаной поляне костер. Девочки, достав из портфелей, по-хозяйски разложили еду, кто что принес: хлеб, яблоки, пряники, пирожки. Рома Огурцов, вытащив из кармана бутерброд с ветчиной, присел в сторонке, стал неохотно жевать; остаток, размахнувшись, бросил в костер.

Дети встревоженно загудели.

— Ты что делаешь? — кинулась к Роме Инна Котова. — Разве можно бросать хлеб? Лучше бы тут оставил, в лесу, зверюшкам. — Она пыталась выкатить хлеб из огня подвернувшейся под руку веткой, но он, пропитанный жиром, быстро сгорел, обуглился. — Знаешь, как трудно хлеб достается? Ничего ты не знаешь и знать не хочешь! — с досадой махнула рукой на Рому.

— Чего ты? Мы в городе всегда выкидывали, — небрежно проговорил Рома, будто впервые услышал слова укоризны. — И никаких в этом лесу нет зверей, одна белка. Кому оставлять-то.