Читаем Не осенний мелкий дождичек полностью

…Приехала на октябрьские дни Алена, и не одна, с молодым человеком, которого представила просто «Олег». Олег был выше Володи ростом, носил длинные волосы и тощие, обвисающие усы. Выяснилось, они с Аленой — однокурсники, вместе работали в совхозе на уборке урожая. Володя начал было ворчать, что не с первого курса начинать женихаться, но Валентина утащила мужа в спальню и там всячески старалась убедить в бессмысленности этой воркотни. «Ведь ничего не изменится, только испортишь всем настроение!» — сказала, наконец, она. Владимир, естественно, обиделся, однако уже вскоре сидел напротив Олега за шахматной доской.

Валентина не могла наглядеться на Алену, пользовалась всяким предлогом, чтобы коснуться, приласкать ее. Неужели эта ловкая, уверенная в себе девушка — ее дочь? Никогда не было у Алены тайн от Валентины, с первых лет повелось — матери можно все рассказать, всем поделиться. Никогда не ругала, не упрекала Валентина дочку за тот или иной проступок, вместе разбирались, как лучше исправить, изменить, если можно было изменить и исправить… Если же нет, Алена так терзалась сама не очень великой своей виной — откуда у нее могли быть великие вины! — что Валентина не считала нужным упрекать. Главное, чтобы жила в девочке чуткая совесть… Владимир любил дочь, скучал по ней, но, считая — родителей дети должны любить за одно уже то, что они родители, особенно не шел навстречу, ждал, когда она сама к нему подойдет… С шести лет Алене было доверено мыть посуду, поливать цветы, мести пол, помогать матери в стирке белья. И не играючись, серьезно. Сколько дивились этому, упрекали Валентину, что «зря мучит ребенка», даже учителя! Мол, что может ребенок сделать, какое там мытье, какая стирка! «Неважно, какая, — объясняла Валентина. — Важно, что она учится радоваться труду. Познает чувство ответственности». И вот теперь любовалась, глядя на свою все умеющую девочку: утром, только поднявшись, Алена принялась за уборку. Олег собрался ей помогать, но она сказала:

— Лучше посиди с папой, поговорите по-мужски.

И вот мужчины «говорили», молча, напряженно, с помощью черных и белых шахматных фигур. Валентина, перетирая в серванте посуду, видела: Володя, раздумывая, пытливо приглядывался к Олегу, как бы спрашивал: «А на что ты годен, молодой человек?» Тот, решительно передвигая фигуры, словно бы отвечал: «А вот я иду в атаку. Отбивайтесь. Только в схватке измеришь силы…»

Валентину не очень-то восхищали длинные волосы Олега, тощие его усы. Ей в молодости вряд ли бы такой ухажер понравился. «Но ведь наша юность была совсем иной, чем у них, — утешала себя Валентина. — Другие взгляды, вкусы… Вообще-то он ничего. Не лебезит».

— Мат, — сказал в это время Олег, откидываясь на спинку кресла. — Вы проиграли, как я и рассчитывал, на восьмом ходе.

— Рассчитывал? — Недоверчиво усмехнулся Владимир, который в их кругу считался неплохим шахматистом. — Вроде, дружище, ты еще пока не гроссмейстер.

— Не гроссмейстер, но разряд по шахматам имею.

— А разряд по скромности?

— Я не хвастаюсь, Владимир Лукич, — спокойно сказал Олег. — Просто сообщаю. У нас в школе уже в четвертом классе сильнейшие были шахматисты. Так что…

— Ну, еще бы! Вы, молодые, нынче все гении!

— От вас мне этого слышать бы не хотелось, — очень серьезно сказал Олег. — Ругать молодых настолько старо и не оригинально, что… Согласен, ваше поколение родителей воспитало достаточно маменькиных сынков и дочек, что, к счастью, не касается Алены. Через нее я уважаю и вас лично. Однако, стричь под одну гребенку…

— Мы не стрижем, мы просто работаем, — выпрямился Владимир. — Работаем, не жалея сил, чтобы все дать вам. Вопрос в том, как вы воспринимаете эту нашу жертву.

— Время вынуждает вас учить молодежь, — невозмутимо кивнул Олег. — Мир, осложняясь, требует людей широко подготовленных.

— Однако эти широко подготовленные люди любят вкусно поесть, — повысил голос Владимир. — А для этого надо хлеб сеять, за скотинкой ухаживать… Посмотрим, как вы будете кормить нас, когда мы состаримся.

— Уверяю, не хуже. Еще в десятилетке я научился водить комбайн и трактор. В армии стал шофером. Чтобы поступить в институт, два года работал санитаром в больнице… Мои друзья — это люди, за которых я могу ручаться в любых обстоятельствах.

— И на фронте, случись? — все еще не сдавался Владимир.

— И на фронте. — Олег встал. — Кстати, в армии нам доверяли куда больше, чем вы здесь, на гражданке.

— Стоп! — прервала их разговор Алена. — Иди-ка, Олег, помоги переставить книги… Смотри, сколько писем получила мама, и все поздравительные! От бывших учеников, да? — повернулась к Валентине.

— Не успеваю отвечать. — Валентину порадовала чуткость дочери: не дала мужчинам поссориться. И какой блеск навела, хотя Валентина все прибирала к их приезду…

— Ой, ведь мы привезли тебе подарок! — вспомнила вдруг Алена. — Олег, у тебя в портфеле! Достань!

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза