Читаем Не осенний мелкий дождичек полностью

Зима дунула наконец, пока еще несмело, осторожно, однако подсушила первым морозцем дороги, разогнала облака, выпустила в небесный простор редкое в эту хмурую осень солнце. Евгения Ивановна после уроков решила повести своих «продленников» в лес на прогулку. Дети высыпали из дверей школы как раз в тот момент, когда Валентина и Алла Семеновна, собравшись домой, вышли на крыльцо.

— Валентина Михайловна, и вы! — подскочила к ней Инна Котова. — Вы с нами еще ни разу не ходили!

И другие галчата из четвертого «в» дружно присоединились к Инне:

— Идемте, Валентина Михайловна, пожалуйста! — Они окружили ее со всех сторон, теребили, тащили за руки. Кто-то подхватил тяжелый портфель, чтобы отнести обратно в учительскую.

— Придется идти, Валентина Михайловна, — улыбнулась, видя все это, Евгения Ивановна. — Лес вы любите. Погода на загляденье.

— Ладно, уговорили. И Алла Семеновна идет, — подхватила под локоть хмуро взиравшую на детей биологичку. — Вот кто знает о лесе массу интересного!

— Что вы, зачем? — попыталась освободиться Алла Семеновна. — У меня дела!

— Успеете, — крепче прижала ее локоть Валентина. — День-то, смотрите, будто на заказ!

День действительно разгорелся великолепный, распахнув ширь чуть прибитых инеем полей и лугов. В сухом ясном воздухе четко, словно очерченные тушью, виднелись меловые горы за рекой, редкие раскидистые сосны на них; чернела на этом берегу дубрава. Дети шумной стайкой кружили возле Евгении Ивановны, засыпая ее бесчисленными вопросами. Несколько мальчиков вырвались вперед, швыряли — кто дальше бросит — палками.

— Вот ваш хваленый класс, хулиган на хулигане! — раздраженно сказала Алла Семеновна. — Одно время, признаюсь, я переживала, что не дали мне там классного руководства. А теперь рада.

— Вы сами никогда в детстве не бросались палками? — рассмеялась Валентина. — А я швыряла… Почему любая детская выходка — непременно хулиганство? Помню, мы убегали за город, на луг, устраивали там настоящие сражения… Милая Аллочка Семеновна, попробуйте взглянуть на них без предубеждения, а? Приглядитесь — самые обыкновенные мальчишки и девчонки, которым ничего на свете не надо, кроме нашей с вами любви. Кроме нашей чуткости… Мы много подчас говорим и о чуткости, и о любви, но как мало в действительности, как неумело любим…

— Мы мало любим? — пожала плечами Алла Семеновна. — А родители? Их это не касается? По-моему, они родили, они должны и любить.

— Мне одна мамаша сказала на днях: вы учителя, вы их и воспитывайте, — с горечью усмехнулась Валентина. — Словно ребенок — футбольный мяч, кто дальше отбросит.

— Мамаши часто так говорят. А по-моему, воспитание дается в семье. Хорошая семья — и ребенок как ребенок.

— Бывает иначе.

— Значит, мы чего-то не знаем об этой семье. Родители умеют скрыть, а ребенок как зеркало: все недостатки видны.

— Да, пожалуй… Вот и лес… Сколько бываю здесь, смотрю — не надышаться, не насмотреться, — сказала Валентина. — Помните, летом тут были целые россыпи земляники! Я даже варенье сварила.

— И не угостили! Я ужасно люблю земляничное варенье! — мечтательно отозвалась Алла Семеновна. Валентина вздохнула про себя: вот за эту детскость она и жалела Аллочку, было в ней при всей ее капризной резкости что-то глубоко беззащитное… Росла у мамы любимицей, до сих пор мама шлет посылки… Работала Алла Семеновна в школе под Белогорском, уехала, как говорит, от несчастной любви…

…На опушке леса Евгения Ивановна собрала вокруг себя детей.

— А ну, умелые следопыты, кто первый откроет интересное? Только бережно ходите по лесу, как мы умеем с вами ходить.

Бесшумно, не треснув и веточкой, разбежались по кустам ученики. Учительницы, переговариваясь, шли за ними. Не минуло трех минут, как Инна Котова закричала:

— Тут дупло на дереве! И шишки на земле кучей!

Ребятня ринулась на ее голос со всех сторон. Действительно, под большим дубом, в стволе которого виднелось круглое дупло, лежала кучка выщербленных шишек.

— Кто тут живет, белка? У нее есть бельчата? Помните, мы один раз видели белку, сама рыжая, хвост темный? Это она? Белки никого не боятся, прыгают по деревьям. Нет, они куниц боятся! — раздались возгласы.

— Вот Алла Семеновна и разрешит ваш спор, — сказала Евгения Ивановна. — Пожалуйста, Алла Семеновна. После войны в нашем лесу долго не было белок…

Перейти на страницу:

Похожие книги

И власти плен...
И власти плен...

Человек и Власть, или проще — испытание Властью. Главный вопрос — ты созидаешь образ Власти или модель Власти, до тебя существующая, пожирает твой образ, твою индивидуальность, твою любовь и делает тебя другим, надчеловеком. И ты уже живешь по законам тебе неведомым — в плену у Власти. Власть плодоносит, когда она бескорыстна в личностном преломлении. Тогда мы вправе сказать — чистота власти. Все это героям книги надлежит пережить, вознестись или принять кару, как, впрочем, и ответить на другой, не менее важный вопрос. Для чего вы пришли в эту жизнь? Брать или отдавать? Честность, любовь, доброта, обусловленные удобными обстоятельствами, есть, по сути, выгода, а не ваше предназначение, голос вашей совести, обыкновенный товар, который можно купить и продать. Об этом книга.

Олег Максимович Попцов

Советская классическая проза
Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза