Не остаться одному

Первая лодка появилась из-под ветвей ив – привычная, сухоглавая, страшная. Урса в ней гребли, размеренно ухая и опустив головы, меня они не видели, собираясь проскочить под дерево.

– Привет, – сказал я. И вогнал первую пулю прямо в задранное ко мне удивленное безлобое и губастое лицо.

Визжа и бросаясь из стороны в сторону, по лодке метался какой-то клубок. Слыша краем уха отрывистые щелчки «калашникова», я соскочил в лодку на нос, в прыжке бросив в кобуру револьвер и выхватывая клинки. Удар – в грудь сидящему на корточках урса, ногой. Круговой удар палашом – в брызгах крови взлетает отсеченная голова, тяжело падает в воду. Круговой удар вбок дагой – с нее увесисто сваливается тело. Резкий толчок от борта, и я, в прыжке поймав дагу ножнами, ухватился за ветви ив и спланировал на берег. Вонзив палаш в землю, откинув шторку барабана, быстро перезарядил наган. Звуки боя слышались ниже по течению, и я заспешил туда.

Схватка шла в лодках и на берегу – кое-кому из урса удалось выбраться, но их было даже меньше, чем наших, и я не успел к финалу. Последних добили у меня под носом.

– Раненые есть? – быстро спросил я, видя, что все стоят на ногах. Оказалось несколько поцарапанных, но серьезно – никого, и я усмехнулся: – Теперь можно продолжать рыбалку.

* * *

Я нашел Вадима, когда он разговаривал с Иркой. Она, кажется, поняла, что лишняя, и сразу ушла, а Вадиму, собравшемуся за ней, я преградил дорогу вытянутой рукой:

– Подожди.

– Убери руку, – тихо сказал он, и я убрал, а он остался стоять.

– Мне надо поговорить с тобой, – сказал я.

– Я слушаю. – Его голос был так же ровен и спокоен.

– Мы живы и почти счастливы, – начал я. – А теперь вопрос: знаешь ли ты, что я хочу делать дальше?

– Догадываюсь, – кивнул Вадим и, так как я молчал, добавил: – Идти на Город Света.

– Нет, – ответил я, с удовольствием глядя на то, как изумленно дрогнуло лицо Вадима. – Не сейчас, я имею в виду. Два года назад я собирался побывать в Америке и на Пацифиде. Мои желания остались прежними, Вадим. Отсюда, из Англии, когда Лаури пригонит «Большой Секрет», мы поплывем на запад. Я и… – я выдержал паузу, – те, кто захочет плыть со мной. А вот потом, когда мы вернемся, настанет черед Города Света. Обязательно настанет. Месть – это блюдо, которое подают холодным, Вадим.

– Боюсь, Олег, что ты сошел с ума, – ответил он.

– Может быть. Даже наверняка, – признал я. – Тебя это удивляет?

– Чего ты хочешь, Олег? – Вадим не сводил с меня глаз.

– Я? Увидеть этот мир. – Я описал ладонями в воздухе шар. – Увидеть все, что не видел. Потом вернуться и перерезать глотки тем, кто надел на меня ошейник. А перед смертью дознаться у них, кто играет в нас, как в солдатиков. Вот и все мои скромные желания.

– А сколько человек погибнут на пути к их исполнению? – спросил Вадим резко.

– Когда-то я пытался спрятаться от этого на острове, где ты меня нашел, – напомнил я. – Если хочешь, я высажу вас с Иркой там, на островке, откуда нас забрал Лаури.

– Олег, ты мой друг, – тихо сказал Вадим. – Помнишь, я как-то говорил тебе, что пойду за тобой до конца, потому что мне это интересно? – Я кивнул. – Сейчас мне уже не интересно. Ты очень широко замахиваешься. А ты сам нас учил, что на замахе легко пропустить удар врага.

– В меня нельзя играть, – ответил я. – И пусть я умру на своем пути, но – на своем пути.

Я один свой путь пройду
И наград ничьих не жду,
И прошу коль не понять,
Так запомнить:
Что собой долг перед собой,
Что зовут еще судьбой,
Должен я любой ценой
Но исполнить!

Не одну прощу вину,

Но измену – не умею,
Никого за взгляд иной
Не виню.
Только если изменю
Сам себя и сам себе я,
Что тогда я на Земле
Изменю?

Я уже понять успел:

Белый свет совсем не бел.
А смиришься с ним таким,
Станет черен.
И пока какой я есть,
Я кому-то нужен здесь,
А другой сам себе я никчемен!

Светом ночи, а не дня

Жизнь встречает здесь меня.
И не каждому она улыбнется.
Человеком быть решись —
Человечьей станет жизнь,
Человечество с тебя и начнется

П. Бюль-Бюль Оглы – А. Дидуров

На Йенса я наткнулся буквально за кустами и выругался. Немец спокойно кивнул, словно я похвалил его, а потом сказал:

– Orlogs.

– Что?! – раздраженно переспросил я.

– Orlogs, – повторил он. – На древненемецком это значит «изначальный закон». «Судьба».

– К черту, я не верю в судьбу, – отрезал я.