Что, и это вся реакция? Я рассчитывала хоть на какое-то участие, готовилась устроить скандал, чтобы вынудить его снять с меня эту тупую задачу по их обучению, и сейчас, не получив ожидаемой реакции, громко захлопнула крышку пианино, вновь привлекая к себе внимание:
— Влад, и как ты себе это представляешь?!
— Что? — он даже взгляд от газеты не поднял, возмутив меня этим до глубины души.
— Их обучение в моем исполнении!
— Легко. Берешь и обучаешь, как я всегда делал, — он демонстративно перелистнул газету, хотя явно не дочитал страницу.
— Вот именно! — я решила действовать уговорами, в случае с Владом почти бесполезная тактика, но надежда умирает последней. — Это всегда делал ты. У тебя и опыта в этом больше. А я… Ну что я? Чему я могу их научить?
— Чему считаешь нужным. Можешь вообще не учить ничему, а погибнут на первом же задании, так и черт с ними, с этим расходным материалом.
Я прекрасно знала, что он всегда дорожит жизнями людей в своей команде, а значит сейчас просто весьма неумело пытается мной манипулировать. Хочет, чтобы я сама за новенькими следила, чувство ответственности мне привить и всякое такое, но пес его задери, я на это не подписывалась. Он просто не понимает, как мне будет больно, когда гхаттиты их убьют, а в том, что это случится, я не сомневалась, и дело не в том, что я в них не верю, это просто трезвый взгляд на мир. У малышей нет шансов, потому что у них нет времени на полноценное обучение, да и что там у них за способности — так, пшик. Я больше не хочу этой боли, не хочу терять близких, просто не вынесу больше.
— Влад, я не хочу, — я устало вздохнула, оперевшись рукой на крышку пианино.
— Тебе это пойдет на пользу.
Он наконец оторвал взгляд от газеты и посмотрел на меня. Сказать больше никто из нас ничего не успел, в дверь раздался звонок.
— А вот, похоже, и они, — Влад встряхнул газету, распрямляя страницы, и снова уткнулся в нее взглядом, словно собирался к их приходу создать себе образ спокойного и ничем не интересующегося человека. — Встреть их.
Если бы крышка у пианино все еще была открыта, я непременно хлопнула бы ею сейчас, выражая все свое отношение к этому его приказном тону. Хотя чему я удивляюсь, он всегда был таким. Пока я вставала и направлялась к прихожей, Анна уже открыла дверь, впустив темноволосого парня с аккуратной маленькой бородкой и такими же аккуратными и на удивление не раздражающими меня усиками по последней моде. Утонченность, высокородность и упорядоченность проскальзывала во всех его действиях, одежде и даже прическе. Я готова была признать его симпатичным, а если бы не строгость черт лица и взгляда, то даже и смазливым. Одет он был в черный пиджак, брюки того же цвета и белую рубашку, чем-то неуловимо напоминая более строгую и собранную версию Влада. На голове парня красовался цилиндр, на ногах — лакированные туфли без малейшей пыли или грязи, а в обтянутых белыми перчатками пальцах он сжимал трость.
— Доброго дня, госпожа Пламенева. У вас очень красивый дом.
Он приподнял цилиндр, здороваясь с Анной, после этого перевел взгляд на подходящую меня и уже открыл рот, чтобы что-то мне сказать, как его пихнули в спину, прервав:
— Да пройди ты уже! — внутрь следом за ним ввалился мой старый знакомый Никита.
На нем красовался длинный коричневый плащ поверх небрежно наброшенной рубашки, а на ногах — коричневые штаны и невысокие сапоги. Анна не отреагировала на нарушение этикета и ответила незнакомому парню:
— Мне очень приятно, что вы оценили его по достоинству. Проходите, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома, — произнесла она дежурную вежливую фразу и указала в мою сторону рукой. — Позвольте представить вам госпожу Веронику Князеву, вашего будущего наставника.
— Прошу прощения за поведение моего нерадивого друга, — вежливо извинился передо мной черноволосый, поправляя цилиндр. — Позвольте представиться…
Но договорить ему Никита снова не дал. Раскинув руки в стороны, он буквально отпихнул своего друга и направился в мою сторону, широко улыбаясь.
— Вероника! А в клубе говорили, ты погибла. Сгорела, — он сгреб меня в охапку, затем отпустил, отстранился, продолжая держать за плечи, и недоуменно добавил. — И почему ты вдруг Князева? Знакомая, кстати, фамилия, где-то я ее слышал.
Я заметила, как его друг закатил глаза, и была с ним согласна, не сложить два и два в такой ситуации — это надо было еще постараться.
— Это Сцилла, Никита, так что прояви побольше уважения, — ответил он тому, а затем перевел взгляд на меня. — Еще раз приношу свои извинения. Он не слишком догадлив.
— Прошу прощения, вынуждена вас покинуть, — сообщила Анна, но внимание обратил на нее лишь черноволосый и молча учтиво кивнул.
— Ты Сцилла?
Никита ошарашенно отпустил мои плечи и присвистнул, отступая и до неприличия внимательно меня разглядывая. Похоже, мои худшие опасения подтвердились, узнав о том, кто я, он изменил свое отношение ко мне. Я сникла, придавленная этой мыслью, и возникшей тишиной воспользовался черноволосый: