Не оставляющий следов: Обретение

– Добрый, – я кивнул в ответ. – Пейте, пейте Ваше вино, пожалуйста, не стоит из-за меня прерывать столь приятное занятие.

Он, не торопясь, допил налитое и отцепил с пояса сумку.

– Здесь все, что мне велено вручить, почтеннейший.

– Прекрасно, – подвязал сумку к своему поясу. – Через неделю в это же время встретимся здесь.

– Просили передать, что в тот момент, когда Вам нужна будет помощь или информация, можно потребовать встречи с любым из нас. Умин доставит сообщение.

Подозрения в том, что кабатчик шпионит за посетителями, зародились не сегодня. Возможно, он поставляет сведения не только теневому правлению квартала – десятник Гёро, помнится, тоже чувствовал себя здесь в своей тарелке, когда вкушал кайджунскую кашу жарким летним полднем два года назад. Здесь чесали языки не таясь, не следя за словами. Обычные, на первый взгляд, сплетни… но и из них, при желании, можно почерпнуть много полезного. Я кивнул, показывая, что услышал собеседника, и продолжил разговор.

– Мне поручились в том, что смогу от вас узнать о судьбе нашего общего знакомого…

– Да, – он деловито вытер рот рукавом, смахнул с отворотов крошки пахлавы и заговорил практически сухим языком протокола. Только в уголках рта таилась издевка. – На хату зашел по ошибке, естественно. Взяли на понташке и ненадолго закрыли, для урока. А ведь я дурью никогда не барыжил, явно мартышки сбросили, что с псами повязаны. Подстава была чисто конкретная. С хозяином, конечно, перетерли как надо: не такой уж я олень, чтобы отмазу не кинуть, да и у начальства в авторитете, – но чалиться какое-то время пришлось, так масть легла. Там и кореша нашего лепшего срисовал. Рыло он уже распустил не по теме, совсем базар на вздохе не фильтровал…

– Ясно. А теперь, не олень, гнать завязывай и давай четко, по существу, и на бахарском. Не под вас копаю, – оборвал собеседника, умышленно обрушившего на мою голову поток жаргона, – не зашкваришься.

И таким тонкостям ведения беседы можно научиться в придорожных тавернах.

– Добро, – перестал ерничать посланец и внимательно посмотрел в глаза. – Но за ним тоже кто-то стоял. Не наши, зуб даю, – щелкнул по переднему зубу. – Ишаком груженым пошел. И убрали его чисто, незнающий и не поймет.

Не шестерка этот посланник, нет, хотя поначалу играл роль шестерки. Зверь передо мной сидит непростой, опасный: взгляд острый, как осколки стекла. Оскорбился, что используют как курьера, да еще и подробности тюремной жизни заставляют раскрыть какому-то лоху-обывателю? Вероятнее всего. Но такой должен был многое заметить.

– Рассказывай, – вернул разговор в интересующее меня русло.

Бубнежника, прославившегося на весь квартал сватовством к Шае, мой собеседник поначалу и не признал: тот исхудал катастрофически, полысел, дергался на любой шорох. Постоянно хватался за голову и бормотал: «Черная кошка, я не убивал тебя! Уйди, не смотри на меня. Не пей мою душу, я не убивал тебя», – но нечто, что породил воспаленный разум, не оставляло его ни на миг. Даже сокамерники не трогали бедолагу, погруженного в какой-то странный кошмар. Потом вообще начал заговариваться. Твердил то ли имена какие-то, то ли клички … Из знакомых Мельхиора выкликивал, чтобы тот мстительного духа черной кошки прогнал, от алхимика Мунха требовал сонный порошок. Да, все полгода, что в тюрьме пробыл, спать нормально Бу не мог: сидел на нарах, мерно раскачиваясь, все ночи. Еще женщин вспоминал, служанок, с которыми романы крутил, призывал в объятия. А какими словами поносил бакалейщицу Шаю! Будто не унылая кошелка, которую он хотел взять в жены только для того, чтобы заставить пахать на себя от зари до зари, а сама императрица Ксуеман дала ему от ворот оскорбительный поворот. Щипачи и мокрушники замирали в восторге и даже пытались конспектировать.

Время от времени заключенному приходили передачи. Охрана, на удивление, не потрошила те посылочки, отдавала все честь по чести: Бу возвращался в камеру с ненадорванным пакетом промасленной бумаги, а потом ночью чавкал под одеялом. И ведь не в коня же корм: жрал в три горла, а худел на глазах. Надписей на пакетах не было, так что не знают люди, кто присылал. Урки поначалу злились, что не делится убогий с сокамерниками, закон нарушает. Нет, не били – запачкаться никому не хотелось, очень уж стремительно терял человеческий облик бывший бугай Бу, будто и вправду проклятье его поразило, как шептались досужие сплетники, – просто перестали обращать внимание… И после такой вот ночной пирушки он как-то раз и не проснулся. Поперхнулся, видать, сытным-то куском. Все бы ничего, да только посылочка пришла аккурат после того, как орал хороняка весь день о зажравшихся дружках, да ругал на все корки самого начальника управы, господина Дзиннагона. К воплям Бубнежника все уже привыкли, взять хоть ту черную кошку, от которой он постоянно отмахивался… Ее ведь никто так ни разу и не увидел. Правда, про Дзиннагона раньше не заговаривал, но мало ли чего померещится придурку?