Садко, конечно, не повелся. Мало ли как можно внимание отвлекать, чтоб после этого дать по голове! Выращенные при монастырях слэйвины, конечно, народ серьезный, обученный. На дешевые трюки не пойдет, но в последнее время что-то стало модно, всем, кому не лень, себя русами объявлять. Срежет ханурик на ярмарке кошелек, его за ноздри, а он сопит — рус-де, задание-де, немедля освободить-де. Или ушел отрок бандитствовать, прибился к слэйвинской ватаге, домой вернулся на побывку, либо насовсем — первым делом слух пускает, что он — рус, и трогать его не моги. Словом, куда слэйвины забрались — везде они русами делаются.
Но эти, судя по всему, не прикидываются. Только вот что-то монастырей поблизости не просматривалось, не для них этот остров.
— Готланд — древняя земля, — нисколько не смутившись, произнес между тем гость. — Там, где древность переплетается с настоящим, где старая Вера вытесняется новой, в пограничной прибрежной зоне обязательно болтается нечто, стремящееся попасть к забытым знаниям. Само оно это сделать не в состоянии, вот зацепиться за что-то, либо за кого-то — и ждать, когда же к истоку поднесут — это, пожалуйста.
— Какому такому истоку? — удивился Садко, весьма поражаясь теме, затронутой русом.
— Эй, — проговорил кто-то из ближайшего окружения слэйвина. — Чего ему говорить-то? Ну, не хочет человек понимать язык слов, придется обучить его языку жестов.
— Погоди, — оборвал говорившего рус. — Вон идет Тюр[129]
, Ньерд[130], Велунд[131] и Хермод[132] вместе взятые. Его тонкая душа не потерпит всякого баловства.— Ого, — поздоровался подошедший человек.
— Ого! — отозвался Садко, потому что признал в нем того могучего и грозного эста.
— Вот тебе и ого! — усмехнулся рус. — Видал, чего нам привез этот купчина?
Эст оглядел корабли, присвистнул про себя, и проговорил:
— То, что к нему пристало, вовсе не означает, что у него черная душа. Может быть, это не к нему претензии. К тому же ты слыхал, как он пел? Не слыхал. А я — чуть не прослезился. Садко — свой человек, ему сто раз объяснять не надо. Но, боюсь, без языка жестов не обойтись.
Лив заскучал: он украдкой обернулся на свои суда, но ничего подозрительного в них, либо на них не заметил. Местные парни просто разводят его на деньги. И эст этот, ценитель музыки, тоже с ними.
— В общем, так, — прервал его рассуждения меломан. — С деньгой тебе все равно придется расстаться. Сам поутру решишь, с какой. Только не рекомендую русов с собой брать — они тебе все мачты переломают: в море, знаешь ли, дела обстоят проще, но, как бы так выразиться, болезненней. Сейчас тебе покажут язык жестов, потом пойдешь спать. Все ясно?
Садко начал сердиться, да, к тому же, никто из его экипажа не спешил появляться на подмогу. Лишь он, да охрана судов. Можно, конечно, попробовать принять вызов, в надежде, что народ позднее подтянется.
— Ну, так как? — спросил рус.
— Никак, — буркнул лив.
— Отлично, — согласился слэйвин. — Тогда: парни — по кругу, будем язык жестов учить. Сам напросился, ну да хозяин — барин.
Словно по мановению волшебной палочки русы, каждый при этом откинув с головы капюшон, в мгновение ока образовали круг, в центре которого оказался Садко, эст и рус.
— Э-э, — закричала охрана, но на нее никто внимания не обратил.
— Делай, как я, — сказал слэйвин, не успевшему хоть как-то отреагировать ливу. — Раз, два, три.
Он провел по воздуху серию ударов. Лив слегка опешил, но не мог не оценить, что все удары были направлены не в него. Хороший язык жестов. С такой жестикуляцией можно выступать перед народными массами — понимание обеспечено. Впрочем, ничего нового: в свое время у Садка был отличный наставник по имени Василий[133]
.— Ну? — угрюмо спросил рус.
— Пожалуйста, — ответил музыкант и в точности повторил все движения слэйвина.
— Однако, — заметил эст.
В центр круга один за другим выходили русы, каждый что-то демонстрировал, каждый с сомнением глядел на лива. Но тот на взгляды обращал внимание не очень, сосредотачиваясь на несколько подзабытых навыках: помнят руки-то, помнят! Непонятна была только цель, которая преследовалась «учителями». Для чего все это?
— А ты действительно только купец и музыкант? — когда бои с тенью были закончены, поинтересовался эст.
— Ну, в жизни всякое случалось, — пожал плечами Садко. — Но музыкантом был всегда. Теперь могу я узнать: зачем все это?
— Да без проблем, — ответил главный рус, теперь смотревший на лива с долей уважения. — Раз ты отказался от наших услуг, то со всеми делами разбирайся самостоятельно. Я указывал тебе на твои корабли не потому, что они сказочно красивы. Вы на них подхватили нечто, так сказать, вредное. Иными словами — Зло. Наше дело здесь на острове — это Зло отбрасывать, не позволять ему выбраться. Ты спрашивал про Исток знаний, так вот — здесь он имеется, но мы о нем толком ничего не знаем. Да и не хотим знать, если честно. Может быть — это камни с надписями, может быть древние могильники, может — еще что. Церковь нас наняла для того, чтобы никто к нему не сумел никогда добраться: ни Зло, ни не Зло. Понял?