Не от мира сего. Криминальный талант. Долгое дело

Гостинщиков ладонью заострил усеченную бородку, нацелил ее на прокурора и одарил своей редкой улыбкой – деревянный щелкунчик открыл рот, требуя ореха. Затем он указательным пальцем поскреб седой висок, теперь нацеливаясь на прокурора хитрым взглядом.

– Давно хотел спросить какого–нибудь законника…

– Пожалуйста, – напряженно согласился Васин, жалея, что он принял этого ученого.

– Я вот стал геологом, потому что люблю бродить по земле. А что любят те, кто становится прокурором?

– Вопрос сложный, и быстро не ответишь.

– А Рябинин отвечает сразу и одним словом.

– Каким же?

– Спросите его?

И з д н е в н и к а с л е д о в а т е л я (на отдельном листке). Лида, я знаю, что ты промучаешься всю ночь, а завтра тебе заниматься своей наукой… Лида, главная наука людей – это умение жить друг с другом.

Д о б р о в о л ь н а я и с п о в е д ь. В милиции, наверное, думают, что я испугалась и сижу дома. А куда ходить? Цирк создан для детей, кино для подростков, театр – для людей с бедной фантазией, опера – для глуховатых старушек, оперетта – для дурачков, эстрада – для подвыпивших, балет – для сексуально ослабленных, телевидение – для бездельников… И только литература создана для умного человека. Разумеется, я имею в виду зарубежный детектив.

Петельников и Лида ехали в троллейбусе. Когда солнце на ощутимый миг прорвало ушедший в небо туман, инспектор увидел мираж – их обогнало такси с гигантской совой на заднем сиденье. Волосы вздыблены. Торпедно устремленный нос – как разогнутый клюв. Калязина? Или не Калязина? Миражи инспектор признавал только в пустынях. Он извинился и сказал, что будет в городской прокуратуре через часик. Лида не удивилась, – такое проделывал и Сергей. Инспектор выскочил на первой же остановке, поймал какого–то мотоциклиста и через двадцать минут был у санэпидстанции.

На лестничной площадке второго этажа жилого дома бездельно стоял худощавый невзрачный парень в кепочке, надвинутой чуть не на уши. Он смотрел через скверик на вход в санэпидстанцию, который был перед ним как на ладони. На подошедшего инспектора он только глянул, вернувшись глазами к притягательному входу. В уголке подоконника высился столбик бумажных стаканчиков из–под мороженого, вложенных один в другой.

– Сколько съел?

– Одиннадцать штук, товарищ капитан.

– В тебе эти самые не поднялись?

– Какие, товарищ капитан?

– Гектопаскали.

– Едал и больше.

– Где Калязина?

– Там.

– Откуда знаешь?

– Как откуда? Утром вошла и не выходила.

– А как проверить?

– Можно позвонить из будочки и спросить ее…

– Позвони–ка, только осторожно.

Леденцов побежал, прыгая через ступеньки, как школьник. Инспектор задумчиво обозрел вид через грязное, так и не отмытое дождем окно…

Здание санэпидстанции собрали из блоков, видимо, по типовому проекту. Двухэтажное, коротенькое и беленькое, стояло оно в середине жилого квартала одиноко, прикрывая нижние окна рядами общипанных кустов. Нет, не одиноко торец станции примыкал к большой и безоконной стене какого–то дома, скорее всего, нежилого.

Неужели ему показалось и он видел не Калязину?.. А кого же? Например, чудовищную сову, ехавшую в зоопарк или в кунсткамеру. Эти совы ему кажутся из–за бессонной ночи. После Лидиного звонка он пролежал всю ночь с открытыми глазами. Как сова. Читал афоризмы. Нет, совы ему кажутся не из–за бессонницы – не спал, бывало, и по три ночи. Это от афоризмов. Как там сказал знаменитый Галилео Галилей… «Против кажущегося, с которым соглашаются все, мы преуспеваем с помощью разума». Вот так и надо преуспевать против сов и телепатий.

Внизу хлопнула дверь. Одновременно с этим звуком Леденцов влетел по лестнице и стал перед инспектором, хлопая белесыми ресницами.

– Ее нет.

– Неужели?

– Будет через часик.

– Где же она, товарищ лейтенант?

– Даю честное слово, что не выходила.

– А через трубу улететь не могла, потому что нет печного отопления.

– Она где–нибудь там.

– Я видел ее в городе!

– Не может быть…

– Леденцов, тебе известно – я не выражаюсь. Но что ты видишь сейчас в моих глазах?

– Застывшую нецензурную брань, товарищ капитан.

– Тебе выследить Калязину, как болонке поймать шпиона.

– Но я ж смотрел…

– Ты сосал эскимо.

– Товарищ капитан, – возбужденно и обидчиво заговорил Леденцов. – Я ведь как веду наблюдение… Кто вошел, тот должен и выйти. А если не вышел, то держу его в памяти, пока не выйдет.

– Ну, а переодеться она не могла?

– Не могла. Я смотрю не только на одежду и общую конфигурацию, но и в лицо. Вон старуха появилась, была у меня в пропавших. Наверное, в туалете сидела.

– А как–нибудь видоизмениться, в кого–нибудь перевоплотиться?

– В кого?

– Ну, скажем, в сову?

– В птичку?

– Да, и вылететь в окошко, а?

– Тут я не гарантирую. За птицами, кошками и мышами не слежу, товарищ капитан.

– Продолжай работать по своей системе, – бросил Петельников уже на ходу.