Не от мира сего (СИ)

И поэтому именно сейчас Попов вел себя совершенно спокойно, не раздражаясь, ведь мысленно он воспроизводил сцену, когда Шастун давал ему этот совет.

Голубоглазый стоял на балконе, недовольный неправильными пропорциями в своем кофе, а Шастун дымил своими сигаретами. Бариста из Антона никакой, с его-то расчетливостью, но Попов упрямо просил его сделать ему напиток, зная наперед, что ничего хорошего из этого не выйдет. Наверное, ему просто нравилось наблюдать за стараниями зеленоглазого, который все время наливал через верх. А Попов всегда удивлялся: что здесь такого сложного, ведь этого всего лишь кофе?

И вот его рука тянется к дверной ручке палаты под номером двенадцать -

несильное нажатие и легкий толчок рукой вперед. На глаза сразу бросилась не слишком приятная картина: на больничной койке лежала маленькая девочка лет десяти, плачущая в подушку. Ее маленькие ручки сжались в кулачок и били по простыни.

Арсений тихим шагом подошел к кровати и сел на нее; кажется, что девочка не заметила мужчину, присевшего рядом с ней, из-за своей громкой истерики.

Тут у Арсения что-то щелкнуло внутри, и он растерянно положил свою ладонь на плечо девчушки, пытаясь добиться внимания от нее. Малышка вздрогнула и, шмыгнув носиком, подняла голову, чтобы посмотреть на нежданного посетителя ее палаты.

- Кто ты? – вытирая ладошкой капельки слез на щеках, испуганно спросила светловолосая девочка. Она внимательно разглядывала черты лица мужчины напротив и оттого немножко успокоилась, потому что поняла по его бледному лицу и мутным глазам, что он тоже болеет. Может быть, не совсем как она, но болеет же.

- Меня зовут Арсений, но, если хочешь, зови меня Сеня, - брюнет дружелюбно протянул свою руку для рукопожатия.

Ему почему-то до безумия захотелось поговорить с ней, узнать, как у нее дела, а не возмущаться тому факту, что она разревелась на весь этаж. Хотя на самом деле их палаты находились предельно близко. Ее – двенадцатая и его, десятая. Но для человека в таком состоянии, как Арсений, было вполне свойственно дезориентирование в пространстве и потеря «внутренних часов».

- Меня зовут Оля, но ты называй меня Лелик, - она улыбнулась и ответила на приветственный жест. - Чего пришел? – девочка уставилась на Арсения своими большими карими глазами, в которых все же можно было разглядеть следы недавно закончившегося плача.

Арсений усмехнулся такой манере общения девочки – претензия на гопотню, но выходит слишком умильно. У кого-то он ее уже видел…

- Почему ты плакала? – проигнорировав вопрос Оли, спросил Попов. - что случилось?

- Моя любимая игрушка упала, а я не могу ее поднять, ножки очень болят, не хотят ходить, - девочка указательным пальчиком показала в сторону валяющейся около койки куклы и грустно вздохнула, всхлипывая от обиды.

Арсению необъяснимо отчего стало очень горько. Он наклонился к кукле и поднял ее. Это была не привлекающая взоры покупателей, а совсем наоборот, отталкивающая куколка – в невзрачном сером платье, без обуви и с длинными черными волосами. Глаза казались слишком большими на фоне маленького неулыбчивого рта. Однако кукла была очень опрятна, сразу было видно, что за ней ухаживали.

Попов протянул куклу девчушке, а та сразу схватила ее и крепко обняла, на огромное удивление Арсения. На кукле не было красивого розового платья, увешанного различными блестяшками и стразами, не было стандартных блондинистых волос и идеальной фигуры Барби, абсолютно ничего из того, что привлекло бы внимание человека-сороки, падкого на все яркое и играющее золотистыми цветами на солнце.

И в эту секунду Арсений действительно не понимал, почему эта кукла так важна для Оленьки, а уж тем более, почему она так дорога ее детскому сердцу.

- Ты не понимаешь, почему я люблю эту куклу? – будто прочитав все мысли брюнета в два счета, вопросила девочка, но ее собеседник не удивился догадливости малышки, а лишь кивнул в подтверждение слов. - Ничего, никто не понимает. Мне она просто нравится. Подожди, ты можешь посадить меня, а то я лежать устала? – немного виновато попросила Оля, наивно думая, что взрослому человеку это неприятно.

Попов улыбнулся и выполнил просьбу девочки.

Он уже понимал, что ему в этом разговоре достанется роль слушателя.

Но, если быть честным, где-то в глубине души он этого и хотел, ведь его мысли сейчас были непривычно скомканными, а язык отказывался выполнять свою работу и чеканить слова.

Оля грустно посмотрела на инвалидное кресло, что укромно стояло в углу палаты. Сейчас оно девочке было незачем, но все сошлись на одном мнении – купить заранее. Вот оно теперь стоит здесь, неприятно оседая в мыслях самыми нехорошими картинками.