Не открывая лица

— Мария.

— Ивановна?

— Да.

— Как звать мужа?

— Федор Бойченко.

— Кем он работал в колхозе?

— Бригадиром.

— У вас есть дети?

— Двое.

— Имена?

— Старшенький — Федя, дочка — Оля.

Гость облегченно вздохнул.

— Значит, попал по адресу… Зайдемте в хату, тетя, у меня есть к вам два слова.

В голосе незнакомца слышалась радость, но когда хозяйка, открыв дверь в комнату, хотела пропустить его вперед, он отстранил ее руку и сказал тоном приказа:

— Проходите вперед вы. Свет не зажигайте…

Перешагнув порог, незнакомец замер, прислушиваясь, но не услыхал ничего, кроме дыхания спящих ребят. Тут Мария с запозданием догадалась, что это не горбун, а подросток с мешком за плечами. Он сунул себе что-то за пазуху и снова облегченно вздохнул.

— Вы знаете, от кого я пришел? — спросил гость весело.

— Нет… — с трудом ответила женщина. Ее трясло, как в ознобе.

— Дядя Федя передает вам привет…

Мария молчала, стиснув зубы.

— Дядя Федя говорил, что вы сразу не поверите, — с одобрительной улыбкой в голосе произнес подросток. — Так ведь — не верите?

— Я не знаю, где мой муж, — уклонилась от прямого ответа Мария. — Его арестовали наши… советские. Как дезертира.

— Но вы же знаете, зачем это было сделано?

— Может быть, расстреляли…

— Э, тетя, так мы долго будем договариваться. Не надо в прятки играть. После “ареста” дядя Федя явился к вам ночью… Так?

— Он ко мне каждую ночь является… — Мария непритворно всхлипнула.

— Хорошо. А если я вам скажу, где дядя Федя спрятал свой партбилет, орден Красной Звезды и медаль “За трудовую доблесть”?

О том, что бригадир колхоза Федор Бойченко был членом партии и имел правительственные награды, знало все село. Конечно, это было известно и полицейским. Сжав вздрагивающие губы, Мария молчала, ожидая, что еще скажет загадочный гость.

— Он завернул их в новенькую клеенку, белую с голубыми цветочками, и закопал сверток под старой грушей. Вспомните, что вы сказали тогда мужу. Вспомнили? Вы сказали: “У меня на сердце так тяжело, будто ты закопал наше счастье…”

Мария не дала договорить подростку.

— Не мучь! — как стон вырвалось у нее из груди. — Скажи — он живой? Ты видел его? Когда?

— Не очень давно…

— Не ранен?

— Невредим. Не надо плакать, тетя Мария, и не обнимайте меня — я весь в снегу, простудитесь.

Гость в самом деле казался промерзшим насквозь, так холодны были его одежда, руки, лицо. К тому же на его груди под ватником выпирал какой-то твердый предмет, точно там находился небольшой кусок льда. Мария поняла: подросток пришел издалека, путь его был опасен, он закоченел от холода, голоден.

— Раздевайся. Может, на печку полезешь? — засуетилась хозяйка. — Сейчас я борща тебе налью.

— Не надо, — торопливо зашептал подросток. — Дайте хлеба, если есть. Я должен уходить.

— Это быстренько.

Звякнула печная заслонка, стукнул о горшок ухват — и в хате вдруг вкусно запахло горячим борщом. Мария нашла в темноте гостя, сунула ему в руку ложку и ломоть хлеба.

— Присядь. Вот здесь — скамья, стол, вот тут миска. Нашел? Сними мешок.

— Нет. Я так… — сказал подросток, поспешно принимаясь за еду. — Скажите, у вас соседи хорошие, не ссоритесь? Нет таких, что могут донести? Может, в полиции кто служит?

— Соседей таких нет. Туда дальше, пятая хата от нас — живет одна подлюга… в комендатуре уборщицей работает.

— Как ее звать?

— Оксана Стожар.

— Вредная?

— Ого! Все село ее ненавидит.

— А патрули полицаев или немцев где стоят?

— В центре, у школы, на улице Ленина. Там комендатура и кустовая полиция. Они эту улицу Берлинтрасса называют.

Паренек неожиданно рассмеялся.

— Вот как! Берлинштрассе! Штрассе — по-немецки — улица. Ничего, тетя, может быть, недалек тот день, когда немцы в своем Берлине самую лучшую улицу Ленинштрассе или Сталинштрассе назовут. — Он помолчал, усиленно работая ложкой. — А ночные облавы, проверки часто у вас бывают?

— Неделю назад ходили. Последнее время что-то зачастили. Но сегодня не должны бы…

— Почему?

— С вечера на железную дорогу пошли. Все — и немцы и полицейские. Видно, поезд будет следовать.

— Поезда часто ходят? — перестал жевать подросток.

— Днем — часто, а ночью — хорошо, если один — два проскочат. Боятся сильно… Выставляют охрану, каждый метр стерегут. Там лесочек есть…

Гость замолчал, очевидно, о чем-то думая. Было слышно только, как он быстро орудует ложкой и жадно жует хлеб.

— Немцев в селе много?

— Сотня наберется.

— Полицаев?

— Этих меньше — десятков семь. Со всех сел собрали…

— Из вашего села есть?

— Два только: Трофим Гундосый — сын раскулаченного да Микола Шило — из тюрьмы вернулся, за кражу колхозного зерна сидел. Остальные — черт знает откуда набрались. Начальник у них Сокуренко. Низенький, маленький, а хуже пса цепного.

— Как к вам полицаи относятся?

— От них хорошего ждать не приходится. Собаки, а не люди.

— Я не об этом спрашиваю. Вас подозревают?

— Непохоже. Меня считают пострадавшей.

— А вы кому-нибудь рассказывали о том, что вправду случилось с вашим мужем?

— Нет. Федя приказал мне молчать.