– Ага. Но вы-то не присматриваете!
И Грейс закрыла дверь. Правда, она успела заметить, что вид у миссис Хинман слегка обиженный. Раздумывать над этим фактом было некогда.
Билли примостился на самом краю дивана – еще чуть-чуть и свалится, а Фелипе стоял у порога, скрестив руки на груди. И только Рейлин выглядела относительно спокойной: уселась в большое кресло, закинула ногу на ногу и с любопытством ждала продолжения.
– Ну вот. – Грейс встала в центре комнаты, вся из себя взрослая и серьезная. – Мы с вами собрались здесь, чтобы обсудить… Ой, опять забыла слово! Что там говорил мистер Лафферти? Про мою маму?
– Что мы занимаемся попустительством, – подсказал Билли.
– Да! Вот поэтому мы здесь и собрались. Надо прекратить заниматься попустительством, иначе мама никогда не исправится. А я очень хочу, чтобы ей стало лучше. Не обижайтесь, вы все замечательные, но она… она все-таки моя мама.
Билли, Рейлин и Фелипе переглянулись.
– Даже не знаю, – ответила Рейлин. – Что тут можно сделать?
– А по-твоему, для чего нужно собрание? Сейчас и придумаем! – Грейс начинала сердиться.
– Мне кажется, Рейлин имеет в виду, – вставил Билли, – что от нас здесь ничего не зависит.
После его слов в комнате повисла напряженная тишина. «Ну и пусть себе висит», – подумала Грейс и решила, что сдаваться еще рано. В конце концов, речь идет о маме.
– Мистер Лафферти сказал, что она могла бы исправиться, если бы боялась меня потерять.
Рейлин враз помрачнела, словно увидела за спиной Грейс огромное косматое чудище с кровожадным оскалом и острыми когтями.
– Господи, Грейс, что ты такое говоришь! Ты даже представить себе не можешь, какой это кошмар, когда социальные службы забирают ребенка!
– Я не хочу, чтобы меня забирали социальные службы! – ответила Грейс, хотя не очень хорошо понимала, что это значит. – Но почему бы нам самим не забрать меня от мамы?
Снова тишина.
Билли промолвил:
– Мы тебя не совсем понимаем.
– Давайте скажем ей, что она меня больше не увидит, пока не завяжет с наркотиками?
И снова тишина, на этот раз прерываемая осторожным покашливанием и смущенными вздохами.
– У этого плана есть пара недостатков, – произнесла Рейлин.
– Например?
– Во-первых, она и так видит тебя всего лишь час в день, и ее все устраивает. Во-вторых, полиция может арестовать нас за похищение.
– Мне нельзя в тюрьму, – сказал Билли. – Категорически.
– Такое преступление скорее повесят на меня, а не на вас двоих, – добавил Фелипе.
– Конечно, копы будут просто в восторге от моего цвета кожи, – фыркнула Рейлин.
– Ребята, ну послушайте! Это моя идея, не ваша. Никуда вы меня не забирали. Просто присматривали за мной вместо мамы. Она не станет звонить копам, потому что они сразу поймут, что имеют дело с наркоманкой. Так что сначала ей придется привести себя в человеческий вид и избавиться от наркотиков. А если она бросит наркотики, ей не нужно будет никуда звонить, потому что я просто вернусь домой.
– Хм-м, – сказала Рейлин.
– А если она все равно позвонит? – спросил Билли. – Такие люди могут действовать нелогично.
– Тогда полицейские спросят меня. Скажут: «Тебя забрали от мамы?» А я отвечу: «Нет-нет, что вы, просто я не могу находиться рядом, когда она под кайфом. То есть круглые сутки». Чистая правда, сами знаете. Скажу, что напросилась пожить у вас, а вы мне разрешили – ненадолго, пока мама не придет в себя. Это же не преступление?
– Не знаю, – сказал Билли, обкусывая ноготь на среднем пальце.
– И я не знаю, – сказал Фелипе.
Но Рейлин считала иначе.
– А недурная идея. Я готова рискнуть. Социальным работникам уже известно, что я присматриваю за девочкой, а про вас двоих им знать необязательно. Я сейчас поговорю с мамой Грейс, сообщу, что у нее есть три варианта: отдать Грейс социальным работникам, отдать ее нам – или взять себя в руки. А если она все равно вызовет полицию, я просто скажу, что Грейс отказалась идти домой, и я разрешила девочке переночевать у меня.
– Ничего себе, – сказал Билли. – Никогда не участвовал в заговоре о похищении человека.
– Это не похищение! – Грейс едва не закричала. – Я сама все придумала!
– Так, хватит разговоров, – отрезала Рейлин. – Схожу-ка я к твоей маме.
Она решительно вышла из квартиры.
Грейс села на диван рядом с Билли, который уже успел перейти к большому пальцу, и шлепнула его по руке.
– Ай!
– Перестань грызть ногти.
– Мне больно, зачем дерешься?
– Ты сам себе делаешь больно. Посмотри на свои руки.
С подвального этажа донесся стук, и все замолчали.
Ответа не было.
Снова стук, на этот раз громче.
По-прежнему ничего.
– Отлично, – сказал Билли. – Ее родную дочь вот-вот похитят, а она даже пальцем не пошевелит.
Грейс легонько стукнула его и сказала:
– Мама обо всем узнает, Билли. Она же просыпается каждый день, хотя бы ненадолго. Ну, почти каждый день.
Рейлин снова вернулась к ним, измученная и понурая.
– Придется ходить туда, пока не достучусь.
После собрания Грейс поднялась на самый верхний этаж, чтобы поговорить с миссис Хинман. У старушки был слишком расстроенный вид, и Грейс беспокоилась.
Она постучала в дверь и крикнула:
– Миссис Хинман, это Грейс!