Не отпускай меня никогда

Фелипе стоял перед ними, такой грустный и беспомощный, что Грейс потихоньку начала закипать: мама обидела его ни за что, ни про что. Нет, мама – мамой, а некоторые вещи надо решать самой.

Она вырвалась, подбежала к Фелипе, обняла и прижалась щекой к животу. На нем была зеленая фланелевая рубашка, совсем старенькая и застиранная. Мягкая-мягкая.

– Te amo, Felipe, – сказала Грейс. Громко, чтобы мама тоже услышала.

– Te amo tambien, mi amiga.

– Billy y Rayleen? Dice para mi, «Grace te amo».

– Si, mi amiga. Si, yo lo hare.[3]

Грейс снова убежала к маме. Та схватила ее за руку и потащила прочь.

– Ай! Отпусти, больно же! Давай немножко притормозим.

– Прибавь шагу.

От боли Грейс только сильней заупрямилась. Встала как вкопанная, высвободила ладонь.

– Фелипе! Ты не мог бы нас обогнать? Я не успеваю за мамой, она мне скоро руку выдернет.

Под пристальными взглядами мамы и Грейс Фелипе перешел на другую сторону, прошагал десяток метров и снова вернулся на их тротуар. И направился вперед, не оглядываясь.

Грейс с мамой тоже побрели к дому. Теперь мама шагала гораздо медленнее и не пыталась хватать Грейс за руки, что само по себе было уже неплохо.

– И когда ты выучила испанский?

– Говорю же, ты много всего пропустила.

Спустившись по лестнице на подвальный этаж, они нашли у своей двери коричневый бумажный пакет. На нем было выведено жирными буквами: «Для Грейс». Почерк казался незнакомым.

Мама подобрала пакет и собралась уже заглянуть внутрь, но Грейс, по-прежнему пыхтя от возмущения, выхватила его у мамы из рук.

– Тут написано для Грейс, а не для Эйлин.

– Я должна знать, что тебе принесли!

– Хорошо! Вот посмотрю сама и тебе покажу. Не злись.

Грейс сунула руку в пакет и нащупала мягкую ткань. Вытащила, осторожно развернула. Платье. Новенькое, с иголочки. Грейс прикинула его на себя – похоже, сядет как влитое. Но в этом не было ничего странного: миссис Хинман обмерила Грейс со всех сторон еще до того, как они определились с выкройкой. И теперь у Грейс было платье чудесного голубого цвета, длиной почти до колен.

– Красиво получилось!

– Кто купил тебе платье?

– Никто не покупал.

– С неба свалилось?

– Миссис Хинман сшила. Надо пойти сказать спасибо.

– Попозже.

– Почему?

– Потому что я устала и хочу немножко передохнуть, а одну тебя отпускать не собираюсь.

– Я сама схожу.

– Даже не вздумай.

Грейс вздохнула.

– Ладно. Какая разница. Скажи, когда закончишь отдыхать, а я пока танец порепетирую.

Они зашли в квартиру.

Грейс сразу побежала к чечеточным туфлям: ох, как же хорошо, что она была в них, когда мама похитила ее обратно! Грейс не уставала радоваться своему везению. По размеру подходят, надевать легко: сунул ногу, зашнуровал, и вперед – танцевать.

Потом Грейс решила, что надо примерить обновку, и побежала в спальню. Интересно, каково это – танцевать в платье? Грейс натянула его через голову, восхищаясь мягкой тканью.

А потом посмотрела на себя в зеркало, шумно вздохнула и сказала вслух:

– Какая хорошенькая!

И дело было не только в платье, хотя оно тут сыграло не последнюю роль. Почти что новая стрижка, ногти (Рейлин заново приклеила тот, который отвалился) на фоне платья заиграли свежими красками; результат получился… хорошенький, иначе не скажешь. Однако теперь Грейс заметила и кое-что еще. Она похудела, хотя даже не старалась. Вообще об этом не думала. Наверное, все дело в тренировках.

Она улыбнулась своему отражению – раньше ей бы такое и в голову не пришло! – и побежала на кухню репетировать.

Мама сидела за столиком с сигаретой в зубах; когда Грейс начала отбивать чечетку на линолеуме, мама поморщилась.

– Раньше ты в доме не курила, – сказала Грейс, тоже скорчив недовольную рожицу.

– За тобой глаз да глаз, одну не оставишь. Обязательно надо топать? У меня голова раскалывается.

– Обязательно, – откликнулась Грейс, ни на секунду не сбиваясь с ритма. – Каждый день по несколько часов. Надо готовиться к представлению.

– У меня раскалывается голова.

– Ты уже говорила. А мне надо забрать пижаму у Рейлин.

– Мы уже обсуждали этот вопрос.

– Мне опять ложиться в одежде? Нет уж, нужна пижама.

– Позвонишь ей, когда она придет домой, и попросишь выставить вещи на лестницу. С каких пор ты стала танцевать по несколько часов в день? Раньше ты этим не занималась.

– Пока тебя не было, много чего изменилось.

Мама наконец проглотила наживку и повысила голос:

– Не так уж много времени прошло! Перестань твердить одно и то же! Хватит, надоело.

Грейс замерла на середине шага. Потом покрепче уперлась обеими ногами в линолеум, будто готовясь к бою. Решительно взглянула маме в глаза, но та отвернулась.

– Мам, посмотри на меня.

Быстрый взгляд в сторону Грейс, потом снова на коврик. Еще одна затяжка сигаретой.

– Не хочешь смотреть? Ну и ладно, все равно я права. Я танцую чечетку, учу испанский, у меня новая стрижка, и если бы тебе пришлось за нее платить, то вышло бы слишком дорого… – Грейс понимала, что срывается на крик, однако остановиться было уже невозможно. Да и незачем. – …а еще у меня красивые ногти и ножной маникюр, и мне сшили платье. И у меня есть кот!