Не отпускай меня никогда

Билли опустил взгляд и увидел зареванную мордашку Грейс. Мокрый нос, мокрые щеки, полное отчаяние. На ней было голубое платье – Билли его еще ни разу не видел. Он вообще ни разу не видел ее в платье. Это было совсем новое и прекрасно на ней сидело.

Билли наклонился, поднял Грейс, а она в ответ обхватила его руками и ногами и уткнулась лицом в плечо, продолжая плакать. Довольно бурно, но Билли не возражал. Теплая тяжесть у него на руках, лавина чужих эмоций – от всего этого коленки ослабли и слегка подкосились, так что он отнес Грейс в гостиную и усадил их обоих на диван.

Грейс по-прежнему не разжимала рук.

Билли не совсем понимал, из-за чего она плачет, но начал подозревать, что сам тоже скоро разрыдается.

– Извини, не смогла сообщить, где я, – пробормотала Грейс сквозь всхлипы.

– Ну почему же. Ты сообщила. Постучала мне в пол специальным стуком.

– Слишком много времени прошло. Ты, наверное, с ума сходил.

– После стука полегчало.

– Опять все ногти сгрыз?

– Да их и так почти не оставалось.

– Это значит «да»?

– В общем и целом.

– Если бы я могла, обязательно передала бы тебе весточку.

– Не сомневаюсь. А где твоя мама?

– Угадай с трех раз.

– Ясно…

Они посидели в обнимку еще пару минут. Через некоторое время Билли захотелось отстраниться: норма тесного человеческого общения была перевыполнена с лихвой. Но отстраняться он не стал. Просто сидел и не двигался.

Вдруг Грейс оглушительно завопила прямо ему в ухо.

– Ой, мой котик! Мой котик, котик, котик!

Грейс спрыгнула с колен Билли, оставив синяк на бедре и нанеся ощутимый урон барабанным перепонкам.

Мисс Лафферти заглянула в комнату и направилась к Грейс, а Грейс направилась к ней. Билли сразу заметил, что шла Грейс как-то странно. Будто ей было больно. Ступала осторожно, стараясь поберечь правую ногу. Прихрамывала.

– Грейс, что случилось?

– Ничего не случилось, я просто хочу поздороваться с котиком.

– Ты хромаешь.

– А, ты про это. Ничего страшного.

– Упала?

– Типа того. Привет, Кот мистер Лафферти. Как я по тебе соскучилась! Ты уже поблагодарил Билли за то, что он так хорошо за тобой присматривает?

– Как упала? Что случилось?

– Да ничего такого. Правда. Мы с мамой поругались, вот и все.

К своему удивлению, Билли обнаружил, что стоит на ногах, хотя только что сидел на диване.

– Ты упала из-за мамы?

– Ну вроде как… Понимаешь, так получилось…

Билли не дослушал: вылетел из квартиры и помчался вниз по лестнице. Спустился на подвальный этаж и изо всех сил заколотил в дверь к этой ужасной женщине.

Заколотил!

В животе что-то сжалось – так бывало всегда, если рядом кто-нибудь злился или закатывал скандал. Однако сейчас скандал закатывал сам Билли. Он не мог припомнить ни одного подобного случая за всю свою жизнь. Собственная ярость пугала его, как ярость постороннего человека.

– Миссис Фергюсон! – рявкнул он. Рявкнул так, что горлу стало больно от резкого крика. – Миссис Фергюсон! Откройте дверь, немедленно. Мне плевать на ваше бессознательное состояние! Я хочу поговорить с вами. Срочно! Вы меня слышите?

Он замер, дрожа от нахлынувших чувств. Долго стоял неподвижно. Коснулся пальцами косяка, чтобы найти хоть какую-то точку опоры.

Ответа не было.

Но Билли уже слишком далеко зашел – жуткое, совершенно незнакомое чувство, – и хотел высказать все до конца. Тогда он начал говорить прямо через дверь, надеясь, что его слова все-таки проникнут в сознание спящей: в конце концов, человек, лежащий в коме, слышит, если кто-нибудь читает ему вслух. Билли говорил громким решительным голосом, от которого ему самому становилось страшно.

– Не смейте обижать Грейс! Даже пальцем тронуть не смейте, слышите? Никогда, ни при каких обстоятельствах! Я живу рядом. Прямо над вами. И не позволю причинять ей боль. Вы меня слышите?

Тишина.

Билли обернулся и увидел Грейс, стоящую на верхней ступеньке с кошкой на руках. Рот открыт, глаза круглые. Как в зеркало смотришься. Он снова повернулся к двери.

– Надеюсь, вы все поняли, миссис Фергюсон.

– Она не миссис, – тихонько прошептала Грейс.

– Какая разница, – ровно ответил Билли. – Это не отменяет всего вышесказанного.

Он снова постучал в дверь, и все три удара выстрелами отдались глубоко в груди. Казалось, злость ободрала ему нутро, и оно теперь болит и кровоточит, не прикоснуться.

– Не смейте! Никогда!

Кто-то потянул Билли за штанину, и он вздрогнул от неожиданности.

– Билли, – сказала Грейс непривычно тихим голосом. Настолько тихим, что он вполне сошел бы за обычный шепот. – Билли, ты на лестнице!

Ободранное нутро отозвалось болью.

– Я знаю, – ответил он. – На этот раз я в курсе.

Она обхватила его руку обеими ладошками.

– Пойдем, – сказала Грейс. – Пойдем, я отведу тебя домой.

– Чувствую себя, как выжатая тряпка, – сказал Билли.

Он сидел на диване, а Грейс сидела рядом с кошкой на руках. Кошка и Грейс не отводили от Билли взгляда, будто опасались, что он может внезапно самовоспламениться.

– Да и выглядишь не очень. Поверить не могу, что ты все это сказал.

– Некоторые вещи необходимо проговаривать вслух.