– Пойду проверю, – сказала Грейс.
Она вручила кошку Билли и прошлепала по лестничной площадке к квартире Рейлин. Прижалась ухом к двери, прислушалась.
Ни слова о трагедиях.
Джесси извинялся за то, что невольно расстроил ее, затронув болезненную тему.
Грейс прошлепала обратно и снова плюхнулась на диван.
– Как же, станут они откровенничать.
Позже, когда все разошлись по своим делам, Грейс пришла к Рейлин. И столкнулась на пороге нос к носу с Джесси.
Надо было сразу догадаться, подумала Грейс и отвесила себе мысленный подзатыльник. Разумеется, он постарался задержаться, чтобы поговорить с Рейлин наедине – потому что она ему нравилась, это бы любой дурак заметил!
Сейчас Джесси начнет извиняться, а извинения Грейс слушать не хотела. Чего доброго, опять расплачется.
– А, вот ты где, Грейс! Я уже думал, что не смогу перед тобой извиниться.
Вот видите?
– Не надо извиняться, – сказала она, изо всех сил загоняя слезы подальше. – Ты ведь не специально. Просто рассказал правду, как тебя и просили. Для этого и нужны наши собрания.
– Ты расстроилась.
– У тебя так нечаянно получилось, – ответила Грейс, и в ее голосе все-таки проскользнуло раздражение. – Думаешь, я не поняла?
И тут же замерла, ожидая ответной сердитой вспышки.
Но вместо этого Джесси только потрепал ее по голове и направился к лестнице.
Грейс посмотрела ему вслед: интересно, как продвигаются дела с призраком мистера Лафферти – того, который человек? Или не с призраком, а с тем, что так испугало Эмили, их очень кратковременную соседку. С одной стороны, ей очень хотелось спросить Джесси напрямую, а с другой – Грейс едва-едва отбилась от извинений, и лезть с вопросами пока было рано.
Она настороженно поглядела по сторонам, будто в подъезде за каждым углом могли притаиться шпионы. Потом развернулась и побежала вниз, к себе домой.
Открыла дверь своим ключом.
Внутри было темно. Тихо, спокойно, никаких признаков жизни. Мама лежала в спальне, растянувшись на спине, и храпела.
Грейс подошла поближе, подергала маму за рукав.
– Эй, – тихонько позвала она. Как будто пыталась завести беседу, привлечь внимание.
На мгновение мамины глаза распахнулись.
– Привет.
– Как ты?
– М-м-м. Что ты тут делаешь?
– Зашла тебя проведать, – сказала Грейс. Горло как-то странно сжалось, дыхание сорвалось. Грейс едва не поперхнулась словами.
Мама подняла руку, словно хотела помахать в ответ – непонятно зачем. Ладонь зависла в воздухе, едва качнулась, потом безвольно упала ей на живот.
Грейс ждала чего-то, не совсем понимая, на что надеется.
«Вот и все, – сказала она себе. – Больше ты ничего не получишь. Можно возвращаться к Рейлин».
Вместо этого она погладила маму по волосам – три долгих, бережных прикосновения. Потом склонилась над ухом и прошептала:
– Люблю тебя, мам.
Наверное, она наклонилась слишком близко. Наверное, маме стало щекотно от ее дыхания – и она отмахнулась от Грейс, как от назойливого комара. Заехала рукой прямо в ухо.
– Ой! – вскрикнула Грейс. Получилось громко, хотя боли она почти не почувствовала. Просто возмущение, вспыхнувшее внутри, прорвалось наружу неожиданным возгласом.
И Грейс вдруг заплакала – тоже от возмущения.
А расплакавшись, бросилась прочь из квартиры, на лестницу и к Рейлин – словно боялась, что если остаться там, то ее слезы кто-нибудь увидит. Хотя на самом деле никто бы ничего не заметил. Даже мама.
Она постучалась к Рейлин, все еще потирая ухо.
Рейлин впустила ее внутрь. Грейс заметила у нее на лбу несколько морщинок, которых не было раньше, – казалось, что Рейлин хмурится от напряжение.
– Ты голодная?
– Немножко.
– У нас почти нет еды. Только арахисовое масло.
– Сойдет. А желе у нас есть? – Грейс тут же пожалела о том, что сказала «у нас». Продукты в холодильнике Рейлин принадлежали только самой Рейлин, а не им обеим. Ляпнула грубость, а настроение у Рейлин и так было препаршивое. – Я имела в виду, у тебя. Есть желе?
Рейлин засунула голову в холодильник.
– Клубничный джем, – сообщила она.
К сожалению, Рейлин не стала уточнять про то, кому именно принадлежал джем.
– Отлично, – сказала Грейс, хотя виноградное желе ей нравилось гораздо больше.
Рейлин принялась намазывать сэндвичи, а Грейс решила поддержать разговор:
– И как тебе Джесси?
Стеклянная банка – то ли с арахисовым маслом, то ли с джемом – громко звякнула о стол, и Грейс чуть не подпрыгнула от неожиданности.
– Прекращай-ка с этим, – сказала Рейлин тем же тоном, от которого Грейс едва не расплакалась на собрании. Она и теперь была готова расплакаться. Да что за день-то такой! На каждом шагу поджидал новый повод для слез.
– Что прекращать? Я ничего не делала!
– Перестань сводить меня с едва знакомым мужчиной.
– Никого я не сводила! Никого! – крикнула Грейс, стараясь не разреветься. – Просто спросила, что ты о нем думаешь. Про другую соседку – ту, перепуганную – спросила бы то же самое, но она слишком быстро сбежала, даже не познакомилась с тобой. Рейлин, чего ты злишься? Да, ты ему нравишься. И что тут такого? Я же его не подговаривала. Просто так получилось. Джесси сам виноват.