Не отпускай меня никогда

– Я вырос неподалеку. Всего в четырех кварталах отсюда. Потому и выбрал эту квартиру. Очень уж близко к моему старому дому, много воспоминаний. Хотя все сильно изменилось… К тому же мне сейчас нужно экономить, вот и искал жилье подешевле. Пришлось оставить работу на ближайшие полгода, сбережений едва-едва хватит, чтобы покрыть расходы. В общем, я живу в Чапел-Хилл. Северная Каролина. Уехал туда на учебу, да так и остался. А в Лос-Анджелес вернулся на время, потому что моя мать при смерти.

В голове у Грейс роились сотни вопросов. Она хотела спросить, сколько еще осталось жить маме Джесси, от чего она умирает, крепко ли они любят друг друга, как он справляется с горем. И может ли она, Грейс, помочь Джесси, чтобы ему не было так грустно, – хотя чем тут поможешь, если над человеком нависает такое огромное, ужасное, тоскливое. Но Грейс не успела ничего сказать. Джесси прекрасно обходился без наводящих вопросов. Он был хорошим рассказчиком. Не приходилось тянуть из него историю капля за каплей, слова лились из Джесси свободным потоком. Для Грейс такое было в новинку.

– Забавно вышло. Мы с матерью не ладили. Никогда не сходились во мнениях, ни по одному вопросу. Все время как на пороховой бочке. – Прежде чем Грейс успела задать вопрос, Джесси заметил ее недоумение и пояснил: – Ссорились постоянно. Наверное, все знакомые думали, что мы друг друга недолюбливаем. Или даже ненавидим. А я про себя называл это чувство «яростной нежностью». Если бы мы не любили друг друга, откуда бы взялся такой накал? Есть любовь, а есть обратная сторона любви. У нас с матерью было и то, и другое. Люди думают, что потерять мать, с которой ты никогда не ладил, – не так больно. Но они ошибаются. Ох, как ошибаются. Смерть матери – это всегда больно. Всегда. Неважно, сколько между вами было любви или ненависти. Даже если она душила тебя заботой или, наоборот, совсем не обращала внимания. Неважно. Она твоя мать – мать! Слишком крепкая связь, слишком глубоко внутри.

Грейс хотела ответить Джесси, но вместо этого расплакалась. Сначала тихо, а потом все сильнее, до громких, безудержных рыданий.

На этом собрание можно было считать закрытым.

Все сразу собрались вокруг нее, слишком близко, слишком тесно, так, что нечем стало дышать. Спрашивали, все ли с ней в порядке – снова и снова… Грейс стало бы легче, если бы они отступили назад, чтобы можно было наконец вдохнуть полной грудью.

– Мне надо повидаться с котиком! – объявила она и выбежала из квартиры.

Остановилась перед дверью Билли, шмыгая носом и вытирая слезы рукавом, постучалась к нему специальным тайным стуком.

– Извини, малышка, сегодня я уже не смогу никуда пойти. Все, никак. Извини. Lo siento.

– Я не за этим, Билли. Впусти меня, пожалуйста.

Наверное, он услышал всхлипы – такое попробуй не услышать. Дверь открылась прежде, чем Грейс успела договорить.

Она протиснулась мимо Билли и плюхнулась на диван.

– Ну что, собрание прошло успешно? – поинтересовался он.

Такое вот странное у Билли чувство юмора. Вместо того чтобы мучить Грейс расспросами, он просто отпускал шуточки. Но лучше так, чем задыхаться под весом чужой заботы.

«Вот поэтому я и пришла сюда», – внезапно подумала Грейс. Ей захотелось повидаться не с кошкой. То есть с кошкой тоже.

Грейс тихонько присвистнула, и Кошка мистер Лафферти выбежала из спальни и с налета прыгнула к девочке на колени. Грейс обняла ее и прижалась ухом к урчащему боку.

Из-под носа текло, и Грейс старательно шмыгала, чтоб не испачкать кошачий мех.

Билли присел на край дивана, стараясь оставить между ними свободное пространство, и протянул Грейс огромную коробку носовых платочков. Она вытащила оттуда сразу три или четыре штуки, вытерла глаза и шумно высморкалась, огласив комнату громким трубным звуком.

– Опять я твои платочки таскаю.

– Ничего, как-нибудь переживу.

– В следующий раз куплю тебе целую коробку.

– Да, а на какие деньги? У тебя где-то припрятан запас на черный день? Скрываешь от нас страшную тайну? На самом деле ты владелица целого состояния?

– Ой. Да…

Она снова высморкалась, на этот раз прихватив всего три платочка.

– Не хочешь просветить меня о случившемся?

– Чего? Билли, говори по-человечески!

– Поговорить хочешь?

Грейс вздохнула.

– Просто по маме скучаю, вот и все.

– Ясно.

– Она не очень хорошая мама. Во всяком случае, сейчас. Раньше была хорошей, только очень давно. Мы не ладим и, вообще, разругались вдребезги, я на нее злюсь, и наркотики она любит сильнее, чем меня… а я все равно скучаю.

– Хм-м, – сказал Билли.

– Ты, наверное, не поймешь.

– А может, и пойму. Я тоже скучаю по своей маме. Хотя это ужаснейшая из всех женщин, когда-либо ступавших по этой земле.

Грейс фыркнула от неожиданности.

– Не может же все быть настолько плохо.

– Еще как может. И есть. Поверь мне на слово. Так что, собрание закончилось?

– Наверное. Кроме меня собрания никому не нужны, а я только что сбежала.

– Откуда ты знаешь, вдруг они тебя удивят? Может, прямо сейчас все соседи сидят там, откровенничают, рассказывают друг другу о трагедиях, послуживших причиной их одиночества. Может, ты их вдохновила.