Не отпускаю (СИ)

— Я завтрак приготовила, блинов напекла, Кирюша уже второй раз ест, — усмехается мама, присаживаясь рядом со мной на кровать, с нежностью в глазах смотря, как я кормлю дочь.

— А Вадик позавтракал? — сама не понимаю, как этот вопрос срывается с моих губ.

— Вадик…, - неожиданно выдыхает моя мама. — Нет милая, он не завтракал, выпил только крепкий кофе без сахара и умчался на работу, просил тебя поцеловать за него.

— Что за удрученный тон? — приподнимаю брови, видя, как хмурится мама.

— Ничего, довела ты мужика, — осуждающе заявляет она.

— До чего я его довела? — удивленно спрашиваю я.

— А сама ты ничего не замечаешь? Он похудел, осунулся немного, глаза у него тусклые. Вадим не ест совсем, только кофе глотает и перекусывает. Смотрит на тебя взглядом побитой дворовой собаки, а ты как будто не замечаешь. Я вообще тебя не узнаю, когда ты успела стать такой черствой?

— Успела, жизнь с Вадимом научила, — закусывая губы отвечаю я, а сама в ужас прихожу, я действительно не замечала всего этого, мне было все равно, я свою обиду и боль лелеяла. Я знаю насколько он гордый и принципиальный, он простое «прости» никогда выдавить из себя не мог. А вчера на коленях передо мной стоял, перешагнул через себя, а я оттолкнула…

— Поля, я не знаю, что там у вас произошло, но понимаю, что дело далеко не в покушениях, — я так и не рассказала матери всей правды, отделалась фразами о том, что все случилось из-за бизнеса. — Возможно, он виноват, но он не железный, Полина. Я же вижу, как он живет ради вас, ему сейчас поддержка нужна и любовь, тогда он станет сильнее, а ты как будто мстишь ему за что-то. Скажи, разве тебе легче от этого? — нет, ни черта мне не легче. Мое сердце словно разделилось на две равные половины, одну из них я отдала детям, а вторая мертвая без любви.

— Вижу не легче. Так зачем ты его и себя мучаешь?

— Мам, а ты бы могла простить то, что нельзя простить?

— Если бы сильно любила и человек действительно раскаялся, смогла бы, по крайней мере дала бы ему второй шанс. Не знаю, поставила бы условия, но не отталкивала бы, — вполне уверенно заявляет мама. А я не знаю, что ей ответить, смотрю на нашу дочь, которая уже наелась и рассматривает меня во все глазки, а потом улыбается. И у меня сердце замирает, глажу ее пальчиками по щечкам и пытаюсь сдержать непрошеные слезы, улыбаясь ей в ответ. Она до этого только Вадиму улыбалась, а мне никогда. Увидит отца и начинает дрыгать ножками, радуясь его приходу, а он разговаривает с ней, как со взрослой. Говорит о серьезных вещах, о том, куда отдаст ее учиться, что подарит на совершеннолетие и о том, чтобы не смела водить женихов — он всех взашей выгонит, а Ева улыбается ему в ответ, словно понимает его и посмеивается над отцом.

— Знаешь, можно перегнуть палку и мужик сломается. Уйдет, отдалится, отпустит тебя, а потом ты сама же будешь выть в подушку, а поздно будет… — и я вдруг поняла, что не хочу, чтобы было поздно, не хочу его ломать, я хочу, чтобы все было как прежде, только бы без всей той грязи и измен в нашей жизни. Хочу Вадика, которого безумно любила, а не побитую собачку. Боже, что я вообще с ним делаю?! Зачем?!

— Ты его ещё любишь? — вдруг спрашивает мама, приводя меня в растерянность.

— Люблю.

— Так вот иди к нему, начни все сначала, выговорись, расскажи о своих страхах, но сначала дай мужику почувствовать твою любовь, и он все для тебя сделает, — и я понимаю, что мама права, мне, по крайней мере, нужно с ним нормально поговорить, а не строить из себя язву. Я ведь не такая.

— Хорошо, я поговорю с ним вечером, — встаю с кровати, перекладывая сытую дочь в кроватку.

— Нет, Полечка, сейчас иди. Я посижу с Евой и Кирюшей. На работу к нему иди. Мне совсем не понравилось в каком состоянии он был утром.

— Он был пьян?