Быстро принимаю душ, надеваю халат с запахом, сушу волосы собирая их в высокий пучок, наношу крем на лицо и выхожу в комнату, где уже горит ночник в виде звездного неба, а Вадим просто сидит и смотрит как в кроватке спит наша дочь. Он может часами вот так сидеть и наблюдать за Евой, вызывая во мне лавину теплоты и нежности по отношению к нему. Но чувство того, что именно из-за его образа жизни и грязи, которую он принес в нашу семью, могли погибнуть наши дети, заставляет меня наступать на горло своей глупой любви и не позволять себе простить его окончательно.
— Нам нужно поговорить, — шепотом сообщает мне Вадим. — Пошли в мой кабинет, — он прихватывает с собой радионяню и жестом руки предлагает мне выйти из комнаты. Мы проходим мимо комнаты Кирилла, где мама читает вместе с ним книжку, спускаемся вниз и проходим в кабинет.
— Что-то случилось? — спрашиваю я, смотря как Вадим трет виски и расстегивает верхние пуговицы рубашки.
— Сегодня суд отклонил обжалование приговора Шульца и теперь его окончательно посадили и отправили отбывать наказание на другой конец страны, — сообщает мне Вадим.
— Хорошо, десять лет его не будет, а дальше что? — спрашиваю я, начиная волноваться. — Я боюсь, понимаешь? Даже то, что он в тюрьме не дает мне полного спокойствия. Начинаю ходить из стороны в сторону, ощущая себя ненормальной.
— Полина, я больше не допущу ничего подобного! — категорично и так уверенно заявляет Вадик. — Но ради твоего спокойствия готов на что угодно. Хочешь, давай покинем этот город, уедем на юг и начнем там новую жизнь, хочешь уедем в другую страну? Я сделаю все, как ты хочешь.
— А как же твой бизнес?
— К черту бизнес. Не стоит он того. Продам все к чертовой матери и начну заниматься чем-то другим, — вполне серьезно отвечает Вадим.
— Так нельзя, это дело твоего отца.
— Отца уже нет, а моя семья есть. Подумай Полина, ради тебя я сделаю все, лишь бы ты была счастлива, — а я смотрю на него вполне серьезного и искреннего и вспоминаю то, что он сказал мне в больнице думая, что я сплю. Он признался, что женился на мне потому что ему было просто положено по статусу, и любовниц он имел, чтобы не просто грязно их трахать, а еще и потому что так тоже принято. Но он меня любит. Странная у него любовь, непонятная для меня. Разве так любят?
— Ты уже сделал все, — намеренно выделяю слово «все», — чтобы мы стали счастливы, — иронично усмехаюсь, смотря куда-то в окно, в вечернее небо. Не знаю, когда я успела стать такой стервой и научилась бить словами. Вадим вдыхает, подходит ко мне вплотную и долго смотрит в глаза.
— Я хотел бы все исправить… — тихо, почти шепотом произносит он, а я на секунду задыхаюсь от боли в его глазах. — Поля, солнце мое, пожалуйста, дай мне шанс, — он прикасается тыльной стороной ладони к моей щеке, начиная невесомо гладить холодными пальцами.
— Шанс на что? Все уже хорошо, наши дети слава Богу здоровы. И я уверена, что ты больше не допустишь подобного. Все хорошо, Вадим, — говорю и сама себе не верю. Нехорошо все у нас. Между нами пропасть, которую он собственноручно вырыл, а теперь пытается ее преодолеть.
— Ни хрена нехорошо Полина! — Вадик повышает голос, и резко отходит от меня. Кидается к бару, берет стакан и наливает себе виски, долго крутит стакан в руках, осматривая янтарную жидкость, а потом с грохотом ставит стакан назад. — Между нами стена, которую я не могу пробить! Я не могу без тебя… Я не предлагаю тебе все забыть, просто позволь мне быть ближе, — он смотрит на меня исподлобья, словно раненый зверь и я понимаю насколько ему сейчас больно. И мне было невыносимо больно…. Нет, я его не разлюбила, я просто стала холодной и безэмоциональной по отношению к нему. — Я не прошу о доверии, я прошу дать возможность доказать…
— Семь лет безоговорочной любви и доверия тебе было мало, — перебиваю я его. — Знаешь мне уже плевать на твои измены, я их пережила. Но мне не плевать на наших детей, которые пострадали из-за этих измен, — он вновь отталкивается от стола и быстро идет ко мне.
— Чего ты хочешь? Только скажи, сделаю все, — он смотрит мне в глаза пронизывая глубоким черным взглядом в которых я вижу свое отражение. — Не могу без тебя, понимаешь, — низко, осевшим голосом проговаривает он, сильно обхватывая мое лицо, начиная хаотично гладить большими пальцами мои щеки.
— Я здесь, в твоем доме рядом с тобой. Отпустить не прошу, никуда не бегу. Детям необходим отец и защита.