Не отступать! Не сдаваться!

— Да вот, задерживать сбившихся, так сказать, с верного пути защитников социалистического отечества. Их нынче тут много шляется — за сутки до двух десятков вылавливаем. Все голодные, навроде вас, вот и прутся на хуторок — авось чего-нибудь пожрать перепадет. Тут мы их и забираем.

— И куда дальше?

— Военная тайна.

— А-а, понятно, — протянул Егорьев.

— Нет, вы не подумайте, что мы их… — Гордыев провел большим пальцем по шее и прищелкнул языком. — Мы не какой-нибудь там Наркомат Внутренних дел СССР — мы люди гуманные, предоставляем полную свободу выбора. — Ну и тех, чей выбор совпадает с моим, передаем, так сказать, немецким властям, — докончил Гордыев.

— И что там с ними дальше происходит, вас не касается, — произнес Егорьев. — Хороша гуманность к своим же соотечественникам…

— Идет война! — резко, с суровостью перебил лейтенанта Гордыев. — Или вы хотите, чтобы мы пеклись о преумножении красного войска?… Да еще неизвестно, где они дольше проживут — в немецком плену или в Особом отделе, если до своих доберутся. У вас же бдительность через край хлобыщет… Еще, кстати, неизвестно, как с вами поступят, если выберетесь…

— А вы меня не пугайте.

— А я вас и не собираюсь пугать. К тому же, — продолжал Гордыев, — отчего вы думаете, что здравомыслящих людей так уж и мало? Вот Синченко, например, порядочный человек, и если исходить из вашего числа, то на нашу сторону переходит, почитайте, половина.

— Я, по-вашему, непорядочный…

— Вы — мой идеологический противник, что вас задерживать… Идите своей дорогой — время нас рассудит. Осознаете вы, не осознаете — Бог с вами. В конце концов, вы мой бывший командир. Так что идите…

— А вот и провиант-с, — произнося на старинный манер последнее слово с буквой «с», подошел к Гордыеву с Егорьевым Аристарх Матвеич, держа в руках аккуратно завязанный вещмешок.

— Этот что, тоже из окруженцев? — поинтересовался Егорьев, когда Аристарх Матвеич, передав лейтенанту мешок, вышел.

— Этот? — На лице Гордыева изобразилось неподдельное веселое изумление. — Не-е, Аристарх Матвеич и еще Федот, ну второй, что вас образил, эти — из-за границы прибыли. С бароном Врангелем Крым отстаивали. Вот уж кто реваншист так реваншист! — И Гордыев искренне расхохотался.

Закинув вещмешок за спину, Егорьев вышел на крыльцо. Уже на дворе его догнал Синченко, с сожалением, но тем не менее с решимостью в глазах сказал:

— Не судите строго, лейтенант. И честное слово, я бы не хотел встретиться с вами когда-нибудь в бою.

— Так не приведи Бог нам встретиться вообще, — отвечал Егорьев с грустью.

Синченко на минуту замялся, словно хотел что-то сказать, потом все же вымолвил:

— Руки вы мне, конечно, не подадите.

— Отчего же?

И, крепко пожав руку Синченко, не ожидавшего такого, Егорьев направился к лесу, сказав напоследок:

— Прощайте. И всего вам хорошего.

42

Еще несколько дней проблуждал Егорьев по лесам. Встреча с Гордыевым и его людьми заставила лейтенанта быть осторожнее и внимательнее. Поэтому неудивительно, что окопчик, впоследствии оказавшийся передовой позицией боевого охранения, Егорьев заметил раньше, чем оттуда могли увидеть его самого, и, скрывшись в кустарнике, долго наблюдал за там находящимися, пока окончательно не убедился, что это действительно свои.

Лейтенант вышел на ровное место, но и тут был обнаружен не сразу. Двое, сидевшие в окопе, мирно беседовали между собой, не особенно оглядывая окрестности. Лишь когда Егорьев был от них не далее как в десяти метрах, один вдруг резко обернулся, побледнел и, хватая винтовку и наставляя ее на Егорьева, испуганно закричал:

— Стой, а то застрелю!

Егорьев покорно остановился, даже поднял вверх руки.

— Ремень и кобуру отстегнуть и положить на землю! — не спуская Егорьева с прицела, нервозно распорядился тот же человек.

Лейтенант повиновался и тут.

— Отойдите на двадцать шагов в сторону, — последовало приказание. — И не вздумайте бежать!

Егорьев отошел. Человек в окопе продолжал в него целиться, с напыщенным видом сжимая в руках винтовку. Второй выбрался наружу, подобрал егорьевские ремни, опасливо косясь на спокойно стоящего невдалеке лейтенанта, и поспешно вернулся обратно.

«Нервные ребята», — мысленно отметил о задержавших его солдатах Егорьев.

Первый, с винтовкой, повернулся к своему напарнику, что-то пробурчал вполголоса и, тут же припав щекой к прикладу, снова стал удерживать лейтенанта на мушке. Напарник же, вылезши из окопа и бросая назад — то на своего старшого, то на Егорьева — боязливые взгляды, сопровождавшиеся резкими поворотами головы, заспешил куда-то и вскоре, спустившись в овраг, скрылся из виду.

«Совсем задерганные личности, — уже с раздражением подумал лейтенант. — От таких чего угодно ожидать можно».

И, взглянув на застывшего в напряжении стрелка, покачал головой: «Эк он дрожит. Не ровен час, потянет за курок или попросту сорвет помимо желания — и поминай как звали».

Опасаясь за свою жизнь, Егорьев предупредил солдата в окопе:

— Вы винтовку-то опустите, никуда я не денусь. А то в человека целиться опасно, мало ли…