Не отверну лица

— Фрейлейн Валя, фрейлейн Валя! — бормотал он в ответ. — Если бы об этом случае с Артцем узнали у нас в Германии... Оружие против вас скоро перестанет быть силой. Поверьте мне, фрейлейн Валя!

Только сейчас Густав заметил, что сзади его настойчиво дергают за френч, напоминая об истекшем для свидания времени. Валя напоследок поблагодарила его глазами, чуть заметно качнула головой.

ГЛАВА VI

ОТМЩЕНИЕ

1

Самолеты задерживались. Дежурные по целым ночам стыли у костров, поглядывая в заволоченное снежными тучами беззвездное небо. Костры эти готовы были ярко вспыхнуть или загаснуть совсем в зависимости от того, наш или не наш самолет бороздил небо, приближаясь к партизанскому становищу.

Самолеты не садились. Но все чаще партизаны находили в лесу, неподалеку от посадочных площадок, мешки с продовольствием и газетами, на деревьях зависали парашюты с боеприпасами...

Наконец в снежную сутемень по-зимнему пасмурного дня, в такую пору, когда его меньше всего ждали, из-за облаков, сыпавших ледяной крупой, вынырнула большекрылая транспортная машина и стала резко снижаться на лес. Летчик раз и другой обвел машину по точному кругу над посадочной площадкой в квадрате Данчикова и, не набирая высоты, пошел на базу к Пунину. Почти сразу пунинцы передали радиограмму о благополучной посадке машины.

По тревоге запряжено четверо розвальней. На двух разместили тяжелораненых, в том числе Артца и Валю. На остальных санях расселись пленные и конвойные. Данчиков не смог не поехать с ними, хотя по радиограмме его присутствия на партизанском аэродроме не требовалось.

Два часа бешеной гонки лошадей по лесной дороге, а где и запросто по полю — и они на месте. Данчиков немало подивился разросшемуся хозяйству Пунина. Партизаны прочно обосновались в нескольких деревнях, запрятав свои базы в глубине леса. Почти в каждой деревеньке — конные патрули, пушки, минометы. На подступах к радиостанции соединения — вкопанный в землю трофейный танк. Люк снесен. Изнутри танка торчит спаренный тяжелый пулемет на колесе от телеги — для обстрела самолетов.

На аэродроме, несмотря на строжайшее запрещение Пунина, громадная толпа. Сюда устремились все, кто мог — от деревенских мальчишек до командиров партизанских отрядов и бригад, прибывших вроде Данчикова без разрешения,

Пунин холодно поздоровался с Данчиковым, осудительно глянув ему в лицо. Он стоял поодаль от самолета в окружении знакомых Данчикову и совсем незнакомых партизанских командиров. В ответ на вопросительный взгляд Данчикова Пунин недоуменно передернул плечами, разочарованно указав на кучу ящиков и мешков, сваленных неподалеку: вот, мол, и все, что прибыло сегодня.

Двое летчиков уже суетились у мотора, готовя машины в обратный рейс. Партизаны, не приставая без надобности к Пунину, тихо переговаривались между собой. Они с нескрываемым любопытством наблюдали за суетой возле самолета.

Летчики не глушили моторы, торопили, указывая энергичными жестами на небо. Время посадки и взлета им было установлено в Москве.

Сначала погрузили раненых. Их уложили рядами в носовой части самолета. Носилки пристегнули ремнями. Потом по трапу стали подниматься пленные. Лишь Валя, молча сидевшая в санях, все еще не шла к самолету. Она изредка поглядывала в сторону Данчикова, занятого своими мыслями и не замечавшего ее. Около раненой переводчицы хлопотала медсестра...

Данчиков, стоявший к ним боком, вдруг услышал свою фамилию, произнесенную один раз Валей, другой раз — медсестрой.

Комбриг вздрогнул. Потом огляделся, словно боясь, что командиры увидят, как наливаются румянцем его обветренные щеки.

Петр Семенович подошел к Вале, взял ее под локоть здоровой руки, намереваясь помочь подняться с саней. Но девушка неловко отстранилась, лишь спустив ноги на снег, и вдруг заплакала.

Это была их вторая встреча после Валяного ранения. Данчиков, вечно занятый, смог лишь один раз навестить девушку в лазарете. То была нелепая встреча. Вместо слов ободрения Данчиков наговорил ей кучу упреков, стал жаловаться на неповоротливость Сапронова, который слишком долго расшифровывает радиограммы:

— Стал грубым наш Сапрончик. Все грозится «плюнуть на все эти бумаги» и уйти к Веретенникову, на железную дорогу, или самому создать отряд, чтобы бить немца без переводчиков и без штабной волокиты...

Валя рассеянно слушала эти неважные для нее в тот момент новости. Она стала вспоминать и о Сапронове, и о Полтора Иване, и о Мите, о пленном Густаве, обо всех партизанах и даже о самом Данчикове, словно это все уже было далеко-далеко в прошлом. Валя настойчиво твердила о своем нежелании разлучаться с ними. Она смотрела в глаза Данчикову и, казалось, ждала от него чего-то нового. Но слова эти не приходили на ум молодому комбригу...

— Хоть вы и не хотите этого, я все равно вернусь в бригаду. — Валя встала у саней, улыбаясь сквозь слезы, ободренная неловкой заботой Данчикова.

— Почему же я не хочу? — смущенно возражал Данчиков. — Если разрешат врачи — пожалуйста.