Курица, спасающая цыпленка? Кошка с котенком в зубах? Нет, это больше было похоже на коршуна и мышку. Бабушка затащила меня в дом в считаные секунды. Затащила и скорее закрыла дверь на засов, как будто за нами кто-то гнался.
– Чаю! Надо выпить горячего сладкого чаю!
Но я не смогла бы теперь усидеть на лавке. Мне захотелось спать. И только спать. Пить, есть, думать – этого не существует. Последняя наночастица силы дотащила меня до кровати, куда я и рухнула, грязная, зареванная и ничего, просто ничегошеньки не чувствующая.
Хотя нет, в последний момент до сна какое-то трудноуловимое чувство все-таки было… Проще всего это выразить так: звездное небо и бабушкино лицо.
16
– Ты зачем в погреб полезла?
Мы сидим на веранде. На перилах – свежий букет. Бабушка с утра нашла его здесь и поставила в воду.
Я молчу.
– Сто лет в него никто не лазил. И вот здрасьте!
Молчу.
– Только не говори, что ты там любовалась пейзажем. На ночь глядя! В темноте!
– Я просто провалилась.
– Ага. Через закрытую крышку! И бочка, которую я сверху поставила, волшебным образом откатилась! Юлия!
– Ну… Я хотела…
– Чего ты хотела? Ты смерти моей хотела? Вой такой из-под земли шел, у меня волосы дыбом встали!
– Я не хотела твоей смерти.
– Значит, так. Или ты мне сейчас всё рассказываешь, как было на самом деле, или я сейчас же звоню твоим родителям, и пусть они приезжают и сами разбираются! Ты думаешь, я буду тут сидеть и слушать, как ты мне врешь?
И ведь позвонит. Надо срочно что-то придумать. Куда я могла пойти ночью через огород? За грибами? Опять? Может, я что-то выронила в окно и пошла подбирать? Что-то ценное? Что? Ну да. Окно-то у меня на другую сторону выходит! Тогда, может…
Я приготовилась врать до последней капли совести. Набрала воздуху…
…и ка-а-ак зареву!
И тут вместе со слезами из меня полилось! И то, как мы с Олегом решили друг друга испытывать, и как я на кладбище бегала и боялась, и как целый день голодала. И что теперь я запуталась и мне всё надоело, надоело доказывать, потому что любовь – это сейчас, а не через десять лет, как у рыцарей. И вообще…
А бабушка вдруг схватила меня в охапку, стала тискать, тормошить, гладить по голове. И при этом она кричала:
– Наша! Наша девочка! Точно!
Бабушка сошла с ума.
Наконец она выпустила меня из своих бешеных объятий.
– Сейчас! – и умчалась в дом.
Я чувствовала себя немного помятой. Поэтому сидела и расправлялась, как расправляется ком бумаги, если его смять.
Главное – мне стало намного легче!
А бабушка уже возвращалась с толстым фотоальбомом в потертой кожаной обложке.
– Вот! Сейчас всё тебе покажу!
Она села рядом со мной, с величайшей осторожностью уложила альбом между нами и надела очки.
– Вот смотри, – бабушка открыла альбом и ткнула пальцем в первую фотографию. Молодая пара: мужчина сидит, женщина стоит рядом, положив ему руку на плечо.
– Вот видишь, это родители мои. Мамочка и папочка. Смотри.
– А почему он сидит, а она стоит? Это же невежливо!
– А ты приглядись! Он с войны пришел без одной ноги. А мама его всю войну прождала. И вот приходит он, такой молодой и красивый, но на костылях, и объявляет ей: всё, любовь кончилась, зря ждала, лучше б давно уже замуж вышла и детей нарожала.
– Разлюбил? А она ждала?
– Погоди пока. Она три дня проплакала. Ну как это – каждый день за него боялась, молилась, а он вот так. А потом собрала вещи, какие под руку попались, в узелок их – и к нему домой. Пришла, села и говорит: всё, мол, Ваня, я к тебе пришла и отсюда никуда не уйду. Вот, гони меня, проклинай меня – не уйду, и всё.
– А он?
– Ну, он поначалу попытался что-то там возразить ей в ответ. Но она-то уже всё решила! Куда ему было деваться? Тогда-то и выяснилось, что он решил, будто раз он теперь инвалид, то ей только обузой будет. И любовь, какая у них до войны была, не вернется, потому что инвалида полюбить невозможно.
– Ерунда какая!
– Ну а я о чем? Говорит, если ты всё это из жалости, то лучше сразу иди домой и узелок свой забери.
– А она?
– А она засмеялась. Какая жалость? При чем тут жалость, если человек любимый и родной? Поняла?
– Поняла.
– Да ничего ты не поняла! Если есть любовь, то что еще нужно?! Здоровый он, больной, высокий или метр с кепкой – какая разница! Главное, что он здесь, рядом и не затерялся среди семи миллиардов людей. А то ищи его потом!
Бабушка встала.
– Так что не переживай. Влюбишься еще по-настоящему!
– То есть ты хочешь сказать, что я сейчас неправильно влюбилась?
Бабушка засмеялась:
– Правильно, конечно, правильно! Не городи чепуху! А то матери всё расскажу! Будете с ней потом разбираться… По книжкам…
– Нет! – завопила я. – Пожалуйста! Не надо ничего говорить!
– Ладно-ладно, – смилостивилась бабушка. – Букет-то от кого?
17
Ну вот и всё. Лето кончилось. Приехала мама и забрала меня в город. О родном доме я думала теперь как о месте, где есть Олег. О лучшем месте на земле.
Я не стала сообщать ему, что не досидела в погребе до утра. Не надо. И – нет, это не обман. Просто немного надоело.