Не плачь

Всё, что касается жизни моего брата, очень непросто. Я даже представить себе не мог, что такое бывает. Ну, то есть недавно начал догадываться, что не все люди здоровы, не все укладываются в спортивные нормативы. Мне раньше казалось, что, если человек не может бежать быстро (или совсем не может бежать), значит, он – ленивая свинья. Любит поесть и не любит двигаться. А на самом деле среди нас множество людей, которые просто физически не в состоянии сделать всё то, на что способен ты. И дело тут не в тренировке и не в достижениях. Они просто не могут. Никак. И никогда не смогут. Вот это и было самое противное – я не мог сказать своему брату Косте: «Да ладно тебе, чувак, не кисни, я тебе помогу, мы всё преодолеем», – всю эту ерунду из телевизора. Потому что он никогда не встанет со своего кресла, и он знал об этом лучше меня.

– Ты Костя? – тупо спросил я его, когда мы встретились в первый раз. Ну, то есть в первый раз за последние десять лет.

Дома я репетировал длинную бодрую речь. Для этого я даже прочитал статью одного гения ораторского искусства, который тренирует политиков, чтобы они не стеснялись публичных выступлений. Сначала – пошутить, потом – расположить к себе, потом перейти на полтона ниже, взять доверительный тон. И что в итоге?

– Ты Костя?

Наверное, это из-за бабушки. Когда я вошел к ним в квартиру и мы с бабушкой друг друга увидели, то как-то диагонально качнулись друг к другу, но я так и остался в диагонали, а она всего меня обхватила, сжала, обдала теплом. Я не помню, чтобы меня кто-нибудь когда-нибудь обнимал. А тут – целая бабушка!

Вот я и затупил:

– Ты Костя?

Никакими танцами он, конечно, не занимался. Хотя я предпочел бы любые танцы, только не это. Только не думать, что я играю в футбол, а он – никогда не сможет. И что я могу в любой момент пойти куда угодно, а для него это целое путешествие.

В общем, наши родственники тактично оставили нас наедине. Дверь закрылась, я сел, и мы тупо замолчали. Лицо у него было мое, но… не знаю… как-то лучше моего. Я сидел и думал, что, наверное, я ему совсем не понравился.

А потом он вдруг говорит:

– Ты умеешь кататься на перилах?

Он оказался классным чуваком, мой брат. Но даже если бы он оказался обычным, каких много, это ничего не изменило бы, потому что это был такой кайф – повторять про себя: «Мой брат. Мой брат. Мой брат», и еще миллион раз: «Мой. Брат».

Но он по правде был классный.

Я рассказал ему про Петю, а он мне – про своего друга Алексея. И про то, как они затеяли страницу с хештегом #не_плачь и праздник в больнице. И что монпэр взялся организовать культурную программу (вот почему он целыми днями висел на телефоне). И что это к ним с бабушкой, а вовсе не к маме он приезжал раз в месяц, а потом пил коньяк и пылесосил всё вокруг. И что праздник будет уже в эти выходные и я, конечно, приглашен.

Вот там-то, на лужайке, и произошла битва монпэра с санитаркой. Уже заиграли музыканты, уже затрепетали на ветках воздушные шарики, а угрюмая толстая женщина всё пыталась расставить детей ровными рядами и заодно расчистить лучшее место для главврача. Потому что ей казалось, что главврач – он везде главный, даже на празднике для детей. Ну, монпэр и бросился в бой.

Санитарка даже не обиделась на «дурацкие инициативы». И не позвала охранника. Тихо отошла в сторону, чтобы не мешать празднику.

И стало хорошо.

Пока я катил брата на лужайку, нас постоянно кто-то останавливал. Незнакомые люди тормошили меня, некоторые даже обнимали. Костя только и делал, что объяснял, кого мы встретили на сей раз: например, дядю Игоря, папиного школьного друга, или Валерия, жениха нашей бабушки. А что? Бабушка у нас оказалась очень симпатичная – стройная, с кудряшками. Пока я у них гостил, она закормила меня потрясающими пирогами – нет, больше чем потрясающими! Это были неповторимые, божественные пироги! Но есть их я больше не мог. Оно и понятно: Костя все эти годы тренировался в их поедании (хотя он совсем не толстый), а я еще не привык.

И тут перед нами возникло облако из воздушных шаров. Из облака выглянуло самое прикольное лицо из всех девчоночьих лиц, которые я когда-либо видел.

– Юля, познакомься, – сказал Костя. – Это Владик, мой брат.

Мне вдруг показалось, что я вижу девушку в первый раз в своей жизни. Она для меня была как Ева. А я – не Адам, конечно. Может, какая-нибудь зверушка, типа лемура… Короче, пялился на нее, как дурак.

У нее глаза… Непонятные, сложные, такие не опишешь словом «голубые» или «карие». И вообще про таких девчонок, как Юля, не пишут в книжках. Писатели ведь любят всё необычное: чтобы коса в кулак толщиной, или глаза как звезды, или брови как птичьи крылья. А в Юле не было ничего особенного: ни косы, ни бровей. Да мне бы и не хотелось про нее в книжке читать. Я бы на нее просто смотрел и смотрел…

Сам себе не верю, что еще недавно моим девизом было «Без баб».

Костя увидел какого-то своего знакомого, крикнул, что скоро вернется, и оставил нас вдвоем.