Сегодня я надолго не задерживаюсь: не могу. Смотрю на свои дешевые часы. Неужели уже так поздно? Скоро мне нужно быть на работе. Еще один день убирать со столов за ту минимальную плату, которую выделяет мне Придди.
– Не забудь выключить нагреватель перед уходом, – напоминаю я, когда ее рука падает с моего ожерелья, и Перл отвечает, что не забудет. Я киваю и говорю, что мне пора. Перед тем как уйти, я в последний раз смотрю на нее через плечо.
Эстер часто готовит одно вегетарианское блюдо – жаренные в масле овощи с бобами, брокколи, молодой кукурузой и сыром тофу. Я долго отказывалась его пробовать, но потом поняла, что боялась напрасно. Оно очень вкусное, просто восхитительное. К овощам полагается подливка, в которую входят соевый соус и рисовый уксус. И четверть чашки арахисовой муки.
Мне это все равно, чего нельзя сказать о Келси Беллами.
Ей было четыре года, когда у нее впервые нашли аллергию на арахис. Я узнаю обо всем от ее жениха Николаса Келлера. Я сижу напротив него на кухне в недавно отремонтированной квартире у Гайд-Парка. Небольшой стол со стеклянной столешницей рассчитан на одного. На него.
Он безутешен; стоит мне назвать имя Келси, и его карие глаза наполняются слезами.
– До четырех лет она ела арахис, и ничего, – говорит Николас, – но со временем все стало хуже. У аллергиков так бывает. В четыре года ее мама впервые дала ей сэндвич с арахисовым маслом и джемом, и сразу после этого – так говорят – Келси стала задыхаться. Горло распухло, она вся покрылась сыпью. Анафилактический шок. С того дня она постоянно носила с собой шприц-тюбик «Эпипен». Бенадрил, антигистаминный препарат, снимающий симптомы аллергии. Она всегда была наготове… Она всегда очень внимательно следила за тем, чтобы не есть арахис. Мы вообще редко ели не дома – слишком рискованно. Она вечно читала на всем этикетки. Абсолютно на всем, – говорит он. – Не ела полуфабрикаты, все, что произведено на крупных предприятиях, боясь перекрестного загрязнения. Никаких готовых хлопьев, никаких злаковых батончиков, крекеров…
– Что же тогда произошло? – спрашиваю я.
Он качает головой и говорит: несчастный случай, ужасное стечение обстоятельств.
Найти Николаса Келлера оказалось нетрудно. Во всех Соединенных Штатах их оказалось двадцать, и только двое жили в Иллинойсе.
Он был первым, кому я позвонила. Угадала с первой попытки. Поездка из Андерсонвилля в Гайд-Парк заняла добрых час двадцать минут: надземка, два автобуса и полмили пешком.
Я ждала до вечера, когда он наверняка вернется домой с работы. На LinkedIn я узнала, что Николас Келлер – финансовый консультант. И вот я уже звоню ему в дверь. Какое-то время мы ведем светскую беседу, а потом я называю причину своего визита. Он кажется мне довольно строгим малым; не такого жениха Келси Беллами я себе представляла. Что ж, как говорится, противоположности сходятся.
– Я училась с Келси в начальной школе, – вру я, – в Уинчестере.
– Вы из Уинчестера? – спрашивает он.
Я киваю: да, из Уинчестера, штат Массачусетс.
– Вперед, «Ред Сокс»! – добавляю я, потому что знаю про Бостон только то, что там неплохая бейсбольная команда. А вспомнив «Бостонское чаепитие» из истории, предполагаю, что бостонцы, наверное, любят пить чай…
– У вас совсем нет бостонского акцента, как у Келси, – замечает он, и я говорю, что мой отец военный и в Массачусетсе мы прожили недолго.
– Форт-Девенс? – уточняет он, и я киваю, хотя понятия не имею, с чем я, собственно, соглашаюсь. Рассказываю, что мы с Келси вместе учились в четвертом классе.
– В четвертом или… – Я притворяюсь, будто задумываюсь. – Может, в пятом? Точно не помню.
Я быстро окидываю взглядом квартиру: она совершенно мужская. Настоящая холостяцкая берлога.
По словам Николаса, они с Келси собирались поселиться здесь вместе после свадьбы. Они купили эту квартиру, но, пока в доме шел ремонт, жили раздельно, в разных частях города. Келси жила в Андерсонвилле, а он – в Бридж-Порте. В первый раз, когда они увидели этот дом, он был довольно жалким – бывший склад, в котором сделали перепланировку и устроили лофты. И все же там было все, что они искали в новом доме: просторные комнаты, трубы, выведенные наружу, толстые кирпичные стены, деревянная обивка. Келси дом сразу понравился – правда, она не успела увидеть, во что все превратилось. Она умерла. Сейчас жилище Николаса представляет собой скудно обставленное пространство с грязными тарелками в раковине и грязным бельем на полу. Жених Келси безутешен.
Они уже назначили дату свадьбы. Келси даже платье купила, и он показал его мне – простое платье из тафты. Оно висит во втором встроенном шкафу; если не считать платья, шкаф пуст. Платье голубое, потому что, по словам Николаса, «для белого она была слишком нонконформисткой». Он произнес последнее слово не осуждающе, а романтично. Возможно, он и полюбил Келси за ее нонконформизм. Как грустно! Они уже заказали зал для трехсот с лишним гостей – надеялись, что все приедут к ним на свадьбу. Правда, они еще не решили, куда поехать на медовый месяц. Выбирали между Румынией и Ботсваной.