Не по плану

Лили слушала его, кивала и старалась не отставать. Она не смотрела под ноги, поэтому, когда споткнулась обо что-то твердое, то немного опешила. Она посмотрела вниз и увидела перед собой что-то темное. Лили наклонилась и начала разгребать снег, затем потрясенно отшатнулась. Через секунду она начала громко смеяться.

— Не могу в это поверить, — задыхаясь, бормотала она.

— О, нет. Не надо было давать тебе наркотики. У тебя бред, — простонал Дамиано.

Лили покачала головой и, все еще смеясь, подняла что-то с земли.

— Нет. Я в порядке. Думаю, все будет хорошо, — засмеялась она и стряхнула снег со своего «Глока-22».

«Должно быть это знак. Пожалуйста, пусть это будет хороший знак».

ДЕНЬ ДВЕСТИ ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ

Марк раскачивался взад-вперед, не сводя глаз с дороги. Далеко ли они уели? Как далеко он теперь от нее?

«Мертва. Она мертва. Её убили из-за тебя».

«НЕТ! Она не может умереть. Лили так просто не убить. Что-то должно произойти. Господи, пожалуйста, я не так часто с тобой разговариваю, но пожалуйста. Не дай ей умереть».

«Она не может умереть».

— Боже, мои ребра, — откашлялся Кингсли, и Марк бросил взгляд на сиденье. Всю дорогу британский наемник пролежал без сознания.

— Ты в порядке? — спросил его Марк.

— Нет. Нет, не думаю, что я в порядке. Случилось что-то очень плохое, да?

— Да. Теперь заткнись и дай мне подумать.

— Ах, мистер Лоу! Вы проснулись! — донесся с переднего сиденья смех Станковского. — Рад, что Вы смогли к нам присоединиться. Жаль, что мисс Брюстер не смогла.

На секунду воцарилась тишина, затем Кингсли издал такой вопль, что напугал в машине всех, включая Марка. Он со всей силы врезал Станковскому ногой в лицо. Тут же послышался отборный русский мат, и водитель на некоторое время потерял контроль над автомобилем.

— Педрила грёбаный, ты, сука, ее убил!

— Я тебе мозги вышибу! — практически завизжал Станковский, наставив пистолет на заднее сиденье.

Эта фраза тут же рикошетом отдалась в голове у Марка...

«Я тебе мозги вышибу!»

И он вспомнил, как Станковский прижимал пистолет к голове Лили. Вспомнил о том, как она тогда застыла. Даже не вздрогнула. Всегда такая сильная. Она была бледной от холода, и ее зеленые глаза казались такими большими. И эти большие глаза смотрели прямо на него. А потом она улыбнулась, и ей даже не нужно было произносить слова любви и благодарности.

Марк и так всё почувствовал сердцем.

«А этот гандон ее убил».

Его окончательно захлестнула ярость. Пока Станковский грозился пристрелить Кингсли, Марк прыгнул вперед и набросил на Станковского свои связанные руки. Затем рванулся назад, и веревки у него на запястьях сдавили Станковскому горло, перекрыв ему кислород.

Началось полнейшее безумие. Станковский, задыхаясь, в панике замахал руками и стал палить из пистолета без разбора. Кингсли пнул его в руку, и одна из пуль попала в голову водителю. Тот обмяк и вдавил в пол педаль газа, от чего машина рванула вперед. Она помчалась по заснеженной дороге и, на мгновение оторвавшись от земли, слетела с насыпи.

«Ничего. Ни одна чертова хрень никогда не пройдёт без помех».

Трижды перевернувшись, машина приземлиться на бок, и даже после этого проскользила еще добрых десять метров. Марка швыряло из стороны в сторону, словно мячик для пинг-понга, и когда он снова открыл глаза, то не знал, как долго был без сознания.

— Свали, — прошептал Кингсли. — Слезь с меня.

Марк понял, что лежит на англичанине, они оба прижаты к оказавшемуся под ними боку машины.

Он подался вперед и ухватился за пассажирское сиденье. Подтянувшись на руках, Марк поднялся, расположив ноги по обе стороны от Кингсли. Он посмотрел вниз, но тот не двигался.

— Эй! Ты в порядке!? — закричал Марк.

— О, конечно. К чему мне эти рёбра. Кому они вообще нужны, — прохрипел Кингсли, прижав к боку ладонь.

— Все будет хорошо. Нам надо выбираться отсюда, может быть она ещё…

Внезапно дверь над ним распахнулась, и Марк заморгал, потому что налипший на нее снег посыпался в салон машины. Когда ему удалось выглянуть наружу, он увидел, что над ними стоит Станковский с пистолетом в руке.

— Господи, да что ж нужно сделать, чтобы его убить? — простонал Кингсли.

— Слишком поздно! — закричал Станковский. — Мы уже у моего дома, к нам идут мои люди. Попробовать другие способы уже не получится.

— Думаешь, мне есть до этого дело?! Думаешь, что можешь мне угрожать? Ты уже ничего не можешь мне сделать. Ты уничтожил единственное, что делало меня приличным человеком, — прорычал Марк. — Единственное, что меня волновало на всём белом свете. Так что отъе*ись!

— Единственное?