Не по торной дороге

Появление Осокина на р-ском горизонте, а затем и в доме Ильяшенковых, значительно понизило фонды Леонида Николаевича; для таких ловцов, как почтеннейший Павел Иванович и его не менее почтенная супруга, Орест показался зверем более крупным, чем M-r Огнев: у первого в виду наследство бесспорное (на холодность отношении к дяде-богачу внимания не обращалось, как на обстоятельство преходящее), — у второго какая-то тяжба, с которой еще возись, да и Бог весть чем и когда она кончится, — о выборе, значит, и толковать нечего. Софья Павловна, хотя и была неравнодушна к Леониду Николаевичу, но не настолько чтобы, в виду блестящей будущности, ради него она решилась ею пожертвовать. Софи тем легче согласилась с образом мыслей родителей, что личность Осокина ей нравилась: что-то даже похожее на проблеск чувства проскользнуло в сердце девушки, искусственно оболваненное нелепым воспитанием и пошлою средою.

Огнев, несмотря на скрытность Софи, не мог не заметить падения своих фондов; самолюбие его было уязвлено до крайности: первый раз приходилось ретироваться ему, препрославленному льву, не увенчанному венком победы. И перед кем же? Перед свалившейся с неба «ничтожностью», идиотом, который, несмотря на будущее богатство, тянет лямку простого чиновника!

Раздражило Леонида Николаевича заступничество Софи: «Пустил корни!» — со злостью думал он, уезжая от Ильяшенковых и направляясь к Соханской.

— Tiens, vous voila tout ebouriffe![65] — встретила его генеральша. Она была одна и лениво потягивалась на кушетке в будуаре. — Что случилось?

— Je suis flambe![66] — воскликнул Огнев.

— Процесс?

— От-став-ка!

— Софи?

Лев утвердительно кивнул головой.

— Слышала, слышала! — рассмеялась вдова.

— Откуда?

— Pouah![67] — пожала она плечами. — Мне да не знать! Вот только что, un quart d'heure tout au plus[68], один из этих «Sacs a papier»[69] рассказывал… Да, mon petit cher[70], дело дрянь… Vous ne roulez pas sur de or, comme ce blanc-bec d'Ossokine![71]

(Соханская ненавидела Ореста за то презрительное мнение, которое он неоднократно высказывал о ее особе).

— Vous riez, Ketty[72], а мне право не до того… Я был бы не прочь…

— Сочетаться законным браком?.. Tater les economies du papa Paul?[73]

— Почему же нет?

— Нет худа без добра: vous n'etes pas fait pour le mariage… Et, croyez moi, c'est une bien vilaine chose…[74]

— Ну, да это ваше обыкновенное мнение…

— Изведанное на опыте, заметьте.

— Бог с ним! Дайте лучше совет, что делать.

— Чтоб задетое самолюбьишко успокоить?.. Tudieu, quel guignon! Une jeunesse, comme Sophie, nous ferme la porte sur le nez![75] Чиновник заслоняет модного льва! Ха-ха-ха!

Огнев сделал нетерпеливое движение.

— Faut pas se facher, petit cher…[76] я ведь это так… Voyons, parlons serieusement[77]: очень она вам нравится?

— Очень!

— Vous voulez d'avoir absolument?[78]

Франт мотнул головой.

— Attendez et esperez[79]: выйдет она замуж, — и трудолюбивый юноша… v'lan![80] — она поиграла двумя пальцами над головой.

(«Ah! je suis cocotte[81], по-твоему, — мысленно обратилась она к Осокину, — ну посмотрим, не будет ли тем же и твоя жена!»)

— Il sera coiffe, — вслух продолжала генеральша, — c'est moi qui vous le dis…[82] He по характеру Софи такой мямля: elle a le diable au corps cette petite[83], — дайте ей только развернуться!

— Долгая история! — заметил Огнев.

Соханская пожала плечами.

— Нельзя ли расстроить эту свадьбу? — после небольшой паузы спросил франт. — Ну на самолюбие что ли подействовать, возбудить ревность…

— Oh, les homines! Quelle suffisance![84] Вас ведь не уверишь, что может найтись женщина, которая осмелится отвергнуть ваши искания, — avouez, cheri[85]?

Огнев надулся и встал.

— Это не совет, — проговорил он прощаясь.

— Ну, пробуйте ревность! Attaquez aussi l'amour-propre![86] — расхохоталась ему вслед Катерина Ивановна.

VI

— Ну что? — несколько дней спустя спрашивала Татьяна Львовна Перепелкину. — Навела справки?

— Все, матушка вы моя: ни синь-пороху не забыла! Только, доложу я вам, что и за народ нынче стал, даром словечка сказать не хотят… Тому дай, другому дай… Три рублика рассовала!

— Уж и три! — усмехнулась Осокина.

— Провалиться мне на этом месте! Да нешто повернется у меня язык перед вами сфальшивить!.. Помня все ваши милости…

— Ну ладно, — перебила ее Татьяна Львовна, — выкладывай свои новости.

— Перво-наперво про капиталы я справилась… У генерала двадцать пять тысяч в билетах положено да чуть не пятьдесят по рукам роздано.

— Кому?

— Известно, в неверные руки Павел Иванович денежек своих не пристроит… Князь Полунин им должны-с, полковник Ивашев и еще другие-прочие, из чиновных.

— А по каким документам?

— Чего это-с?

— Я спрашиваю, подо что деньги даны: под вексель или под закладную?

— Ну, этого, матушка вы моя, не прогневайтесь: умом не дошла…

— Напрасно.

— Да не все ли это одно-с, Татьяна Львовна: ведь отпереться нельзя, потому Павел Иванович дело это по-законному обделали?

— Закладная не в пример лучше: не заплатил должник — имение бери, а с векселями еще ходи, кланяйся.