Бросаю позади строения. Стремительным шагом иду через газон с цветами к центральному входу, где сгрудились все службы.
— Мужчина! Мужчина! — женский вопль врезается в уши. — Помогите! Они там!
— Кто они?
— Люди! Они задыхаются! Там мой сынок. Он выбежал со всеми из кинотеатра, спустился к выходу Е. Там какие-то ироды дверь закрыли! Люди не могут ее открыть! Послушайте, как они кричат! — Женщина трясущимися руками протягивает мне к уху телефон.
Оглядываюсь в поисках наших ребят — эмчээсников или пожарников. Никого поблизости.
На автомате хватаю из машины монтировку, бегу за женщиной к дверям. Молюсь Богу, чтобы дверь оказалась хлипкой.
Давно я сам не был на выездах. В последнее время ошивался в штабе, руководил операциями по спасению.
А тут на тебе! Палыч осерчал, отправил в поле.
Наваливаюсь на дверь всем весом. Не поддается гадина!
Раз. Еще раз. Дверь стонет и хрипит, но держится.
Крики становятся явственнее, а я злее.
Злюсь на самого себя и свою беспомощность.
Сбрасываю фуражку и пиджак, берусь двумя руками за инструмент.
С пятого удара дверь открывается.
— Фу! — кашляю.
Люди выбираются на улицу, а плотная дымовая завеса стелется от первого этажа по лестница и уходит к верхним этажам.
— Мужчина, — меня хватает за руку молодая женщина. Откашливается, продолжает нестройную нервную речь: — спасите мою подругу, молю. Она шла со мной, а теперь ее нет. Потерялась между вторым и третьим этажами.
Оглядываюсь в поисках ребят. Они до сих пор не здесь. Как же так? Внезапно вспоминаю, что сам виноват. Не предупредил их по телефону, не послал женщину, не сообщал в службу.
Мда! Давно я не был в эпицентре.
Не раздумывая, наклоняюсь и ныряю в дым.
— Куда вы? Там же воздуха нет! — орут мне вслед.
— Погибнет мужик!
Пробираюсь наверх, держась за стену.
Хочется крикнуть, но нельзя. Дым пробирается в легкие через ноздри, и ткань рубашки, которой я закрыл себе рот и нос, не помогают.
Надеюсь лишь на руки и ноги. Ощупываю пролеты.
Вот она! Что-то мягкое лежит на лестнице. Женщина распласталась, и не подает никаких признаков жизни.
Подлость! Неужели опоздал? Не прощу себе.
С трудом сам стою на ногах. Женщина в отключке. Поднять ее себе на плечо? Так себе идея. Оба наглотаемся угарного газа. Тащить ее по лестнице? Не выйдет.
Укладываю себе на плечо. Очень быстро спускаюсь вниз, стараясь держаться за стену.
Дым разъедает легкие. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Еще чуть-чуть. Кажется, пролет первого этажа закончился.
Почему время тянется бесконечно?
По всем подсчетам я должен был выйти на улицу.
Спотыкаюсь, падаю, но успеваю задержать полет девушки.
Со всего маху бьюсь головой о лестничный пролет.
Гулкая темнота.
Больничная палата. Запах лекарств. Белые стены. Чужие голоса.
— Полковник Воронцов в коме? Как это случилось?! Моя вина, не доглядел, — мужчина в кителе заламывает руки, бросая на меня странные взгляды.
— Георгий Павлович, не надо было отправлять Воронцова в гущу событий! Вы же знали, он мажор, папенькин сынок, — говорит второй мужик, тоже в кителе.
— Егоров, не хочу это слышать!
— Вы видели, на какой машине Миша сегодня к управлению подкатил? Говорят миллионов под сто!
— Да, хоть за двести! Тебе-то что? Все знают, что он не наворовал! Воронцов — хороший малый. Ну не повезло парню — с чистой совестью и гипер ответственностью за людей родился в семье богача!
Неужели эти незнакомые мне люди обсуждают меня?
— Эй! — зову их, но они делают вид, что не слышат.
Поворачиваю голову на цокот каблучков. Мужики из палаты исчезают, зато появляется молодая женщина в белом обтягивающем халатике.
Во все глаза гляжу на незнакомку. У нее длинные светлые косы и голубые глаза цвета чистого неба. Губы, словно, вишенки.
Она ставит мне на тумбу вазу с букетом васильков.
— Привет! — обозначаю себя.
— Вы? — подскакивает от неожиданности.
— Как бы да, я здесь лежу! — улыбаюсь.
Девушка нервно смотрит на топорщащееся, там, где не следует, одеяло, прокашливается и отчитывает меня:
— Рядовой Воронцов, — почему сразу не пришли в медпункт, как только получили травму?
— Милая девушка, я не знал, что вы здесь врачуете. Иначе прискакал бы на одной ноге! Или того раньше, заштопать душу.
Красавица покрывается алыми пятнами, и грудным голосом произносит:
— Я не девушка, а Серафима. Ваш новый врач!
— А Егорыч куда делся? — спрашиваю, уподобляясь тупому барану.
— Не вашего ума дело! Понятно? — замечая мой сверлящий взгляд, застегивает последнюю пуговку на халате. Наивная, надеется, что не рассмотрю ее обалденные коленки. А я уже, успел. Вот и топорщится одеяло там, где не следует.
— Поворачивайте, снимайте трусы!
— Так сразу?! — я обескуражен.
— Хам!! Вот пожалуюсь вашему начальству, — голубые глазищи становятся ледяными.
— Серафима, пожалуйста, не надо. Пожалейте меня, я же травмированный. Видимо, голову тоже повредил, — для приличия стучу по голове.
Девушка склоняется надо мной. И я могу рассмотреть ее лицо подробнее, а еще понюхать. Что я и делаю. Нюхаю ложбинку, закатываю демонстративно глаза.
Блин! Какая же она обалденная! Если станет моей, тогда не надо будет бегать в увольнительные, искать девчонок на стороне.