Не подарочки для полковника. Воронцовы (СИ)

— Видишь, здесь все свои! Не томи, Фима, расскажи нам правду. Ты же понимаешь, что не получится жить как раньше. Дети мои, и с этим надо что-то делать…

Глава 22

Полина

— Серафима, я жду! — Миша задерживает на бывшей долгий взгляд, замолкает.

В комнату входит врач и та самая медсестра, которая угрожала нам.

— Так! Кто разрешил устраивать совещание? — осматривает нас тяжелым взглядом. — Все шагом марш. Мать может остаться, а жены и любовницы устраивают разборки в другом месте. На втором этаже есть хорошее кафе.

— Ну вот! На самом интересном месте! — досадливо цедит Михаил.

— Мишенька, спи, — мать целует сына в щеку, втроем уходим в кафе, куда нас послали.

— Мы вас внимательно слушаем Серафима, — Полина Воронцова первой начинает неприятный разговор, едва мы занимаем места.

— Вышла замуж по большой любви за Григория сразу после медицинского. Доченьку хотела, во сне видела ее синие глазки. Муж после радиации был, по долгу службы устранял последствия на одной из станций. Не мог. Была одержима рождением ребенка, не могла думать ни о чем, кроме этого. Через пять лет попыток подвернулся Михаил. Я его и раньше замечала, но боролась с собой. А когда он попал в госпиталь, то решила, что это судьба. Добрый, отзывчивый, здоровый русский медведь с васильковыми глазами. Судьба решила за меня, когда парень увидел во мне свою женщину. Я воспользовалась шансом.

У меня мурашки по коже. Женщина говорит об обмане мужа. Становится его жалко. Я не была в ее ситуации, мне Петров сразу сделал ребенка. Стешка родилась здоровой и скрасила мою непростую жизнь. Бог Серафиме судья, не я.

— Как только забеременела, — продолжила женщина, — оформила перевод в другую часть. Миша к тому моменту стал не выносимый. Молодой, горячий, требовал с меня развод, мешался под ногами. Я как трусиха боялась, что Гриша узнает правду, сбежала в другой гарнизон. — Воздух не подходит ребенку, — сказала мужу, чтобы оправдать побег. Токсикоз замучил.

Переехали. Расположились. Жили счастливо, пока в один из дней не приехал Мишаня.

Воронцов приехал в часть, я его прогнала. Жалко было молодого парня. Не хотела портить жизнь ни ему, ни мужу, — Фима положила ладони на горящие алые щеки.

Я бы на ее месте совсем сгорела со стыда. А эта шустрая изворотливая только пятнами покрылась перед матерью обманутого мужика.

— Я простая деревенская баба, Михаил в моих глазах был московским мажором. Ну, не пара я ему!

Ее слова давят тяжело, в груди наливаются каменной тяжестью. Не ей было решать «пара, не пара».

Как только врачи сказали, что у нас будет двойня, муж заподозрил неладное.

— У тебя были в роду близнецы?

— Нет. Может, это из-за твоей радиации? — морочила ему голову. Гриша поглядел на меня серыми пристальными, ответил: — Может.

Стискиваю зубы, как же она так просто рассуждает.

— Роды прошли успешно, — рассказывает Фима, — первым родился Тошка, за ним Лешка. Принесли на первое кормление — глазки синие, как у папки, сами мальчишки крепенькие — как детеныши медвежата. Ни о чем не пожалела тогда. Оправдала свой обман.

Чекануться! Во дела! Женщина ради рождения ребенка готова на всё! Природа предусмотрела в ней данное качество.

Лопатками ощущаю холод в душе Полины Воронцовой. Ее тоже можно понять. Она — мать, бабушка. А встретила родных внуков спустя десять лет. Не успела понянчить их маленькими. Фима лишила ее этого права.

— Что дальше? — спрашивает мать Миши.

— Забирает нас муж из роддома, счастливый до чертиков, под шафе. Привозит домой со спящими сыночками. Голодные дети просыпаются, глядят на папку синими сапфировыми глазками. Муж недоуменно пялится на меня.

— Фима, как так-то?..

— Как? — включаю дурочку.

— Глаза у тебя голубые, у меня — серые, у детей — синие? Чудеса! Что скажешь?

Тяжело вздыхаю. Мысли мечутся в поисках оправданий, ищу заготовки.

— Гришань, сыночки пошли в моего деда статью, ростом, лицом. Муж щуплый, а пацаны родились богатырями и росли шустро, превращаясь в маленьких розовощеких крепышей — медвежат.

Подмечаю, женщина говорит о детях и светится от счастья.

Я ее понимаю. Надеюсь, мама Миши тоже, несмотря на кипящую в ней злость.

— А потом сучилась беда, она и разорвала нашу жизнь на «до» и «после». Лехе было пять, когда он сломал ногу, повредив артерию. Нужно было срочно делать переливание крови.

У сына — первая.

У меня — вторая.

У мужа — четвертая…

Тут-то Гриша припомнил мне симпатичного солдатика с синими глазами. До мельчайших деталей вспомнил парня — фигуру, лицо, повадки.

Да, чего вспоминать-то. На пацанов гляди, и описывай!

Тут понеслась! Как выпьет, так гоняет меня с криками: «шалава».

Я терпела, знала, что виновата. Терпение лопнуло, когда он бросил сыновьям в лицо: «Уб***ки».

Развелась, ушла с детьми, оставив мужу квартиру. Себе и детям на память забрала фамилию Шурочкины.

Перевелась я в Якутск по службе. У меня там обосновалась боевая подруга Арина, возглавив военный госпиталь. В госпитале я познакомились с Артуром, он у нас залечивал раны. Сибиряк, младший лейтенант, тридцать два года.