Не подавай виду

Тут Илья в самом деле был поражен: в последний раз мать называла его так еще лет в четырнадцать. Внутри все обожгло болезненной жалостью к ней, к сыну и к самому себе, и он сказал, кое-как взяв себя в руки:

— Ты все поняла, и хватит меня трясти. Нет, я ей не звонил и не собираюсь ее разыскивать, у меня ребенок на руках в конце концов! Я тебе все объясню, но только чуть позже, ладно?

— Вот что, я к вам скоро приеду, — пообещала Майя. — Побуду с Яном, а тебе надо какое-нибудь лекарство принять и отлежаться. Что-то ты мне совсем не нравишься, мальчик мой...

Илья утомленно кивнул. К приезду матери он все же попытался встряхнуться, надел спортивные штаны и побрился. Тут позвонила и Анна Георгиевна, которая с тревогой сообщила, что Лена недавно приехала и не желает объяснять, что случилось и где она болталась несколько часов.

Вкратце Илья объяснил теще, как прошел вчерашний день, и та безнадежно вздохнула.

— Ох, ребята, доигрались вы все-таки, — сказала она. — Может, еще помиритесь? У вас же сын, зачем сразу все рушить! Хочешь, я заставлю ее с тобой поговорить?

— Нет, Анна Георгиевна, я пока не в состоянии. Да и какой смысл заставлять? Может быть, потом, — ответил Илья без особой надежды.

Мать не мучила его расспросами, но заставила съесть оставшийся со вчерашнего дня обед, потом он выпил какие-то привезенные ею капли и немного поспал. Ближе к вечеру Майе пришлось уезжать, и после этого наступил ад: Ян постоянно кричал, а у Ильи не было сил на увещевания. Он просто ходил по комнатам с сыном на руках и порой начинал его трясти почти с яростью.

— Что, ты по ней скучаешь? Со мной тебе плохо? — в конце концов крикнул Илья, совсем потеряв самообладание. — Мне тоже паршиво, но я терплю. Ну не нужны ей мы с тобой! Что теперь? Ты меня можешь хоть немного пожалеть?

Он понимал всю абсурдность таких упреков, однако Ян, как ни странно, притих и с забавным удивлением уставился на отца. Илья вздохнул и погладил его по макушке.

— Ну хватит, хороший мой, хватит, — сказал он уже мягче. — Мы с тобой друг другу нужны, вот и все. Я же тебя никогда не оставлю! Давай-ка успокоимся и компота попьем. Ты какой хочешь, сливовый или яблочный?

Мальчик наконец повеселел, Илья умыл его заплаканное личико и напоил из кружки. Потом он бездумно сел на диван и уложил Яна рядом. Тот быстро нашел себе занятие: взял отца за руку и увлеченно принялся точить об нее режущиеся зубки. Илье стало немного легче и даже показалось, что Лена никуда не пропадала, просто гуляет или спит в соседней комнате.

Однако после того, как ребенок совсем устал и захотел спать, Илья еще больше не понимал, куда себя деть. Он переделал все что мог — помыл посуду, развесил белье, собрал игрушки, вытер и вытряхнул все лишнее. Без особой охоты заливал в себя сладкий чай или кофе, закусывал сухарями с изюмом, пытался что-то читать, соображал, надо ли завтра купить хлеба и молока или запасов хватит на одного.

Но как Илья ни старался отвлечься, в голове острым шурупом застревали мысли о Лене, в которых злость перемешивалась с отчаянной тоской. Он никому не смог бы признаться, что весь вечер ждал: вдруг она позвонит или появится на пороге, хоть растерянная и виноватая, хоть притворно циничная. Скажет, что поговорила с матерью и та объяснила, что, конечно, любит своих детей, что нет никакого семейного проклятия, есть только усталость и странная, глупая тяга к страданиям. И тогда он еще простит, завтра — уже нет.

Илья ненавидел себя за слабость, но истекающие часы и минуты этого ужасного дня волей-неволей питали в нем надежду, что жена еще вернется. Выходит, недорого стоили его слова, что он выделил ей срок до сегодняшнего утра? Но мысль, что время истекло и цифры на дисплее часов уже никак не связаны с их общим будущим, нестерпимо давила на его бедную голову, которую он даже не имел права разгрузить алкоголем или экстремальными выходками. Впрочем, Илья и прежде не питал к ним большого интереса. Сейчас же из глубины подсознания всплывал темный, липкий страх, что к следующему утру не просто закончится его брак, но и в нем самом что-то безвозвратно отомрет. Не постепенно, мягко и циклично, как это происходит со всем живым, как листья облетают к зиме, а грубо и больно, словно лесной пожар, после которого останется черная пустота.

Когда Ян наконец выдохся и уснул, а окна в доме напротив стали гаснуть одно за другим, Илья пошел в ванную и взялся за ножницы. Длинные светлые пряди бесшумно опадали на влажную газету, и вскоре из зеркала на него взглянул молодой мужчина с аккуратной, хоть и слегка неформальной стрижкой и непроницаемыми голубыми глазами на бескровном лице. Обручальное кольцо он оставил в прихожей, когда съезжал с квартиры, а подаренного Леной совенка все-таки забрал для Яна.