Не подавай виду

Илья безмолвно привлек ее к себе и она зарылась в складки его куртки, пахнущие лесом. Исходящая от него прохлада обволакивала будто спасительный дурман, из которого не хотелось выходить. «Замерзнуть бы так навсегда, во сне...» — пронеслось у Лены в сознании, и Илья тут же строго на нее взглянул.

— Не смей, — сказал он. — Посмотри лучше туда.

У дверей, рядом с елкой, стоял Ян и глядел в сторону родителей с улыбкой. Лена разрумянилась и смущенно прикрыла лицо.

— Это тебе, — сказал Ян и протянул ей большую плитку шоколада и букетик из елочных ветвей.

— Спасибо, зайчик, — промолвила Лена. — Можно поцеловать тебя в щеку?

Ян охотно подставил матери порозовевшее от уличного холода лицо и прижался носиком к ее щеке.

— Не плачь, а то у тебя нос потечет, он уже красный, — заметил мальчик.

— Узнаю! — улыбнулась Лена, взглянув на Илью. — Ладно, договорились: никто больше не плачет, все едут праздновать Новый год. Будете себя хорошо вести, ладно?

— Он точно будет, а я как повезет, — сказал Илья. — Ну давай прощаться, Лен, не надо больше затягивать.

Лена с тревогой взглянула на бывшего мужа, которого привыкла считать непроницаемым и непоколебимым, и впервые подумала, чего ему стоило и это решение, и ее уход десять лет назад. Он мягко, по-родственному поцеловал ее в губы и повел к стоянке такси.

Новогодняя ночь плохо отложилась в памяти Ильи: он выпил в местном кафе всего один бокал шампанского, от которого внутри стало еще более кисло, немного посмотрел с Яном праздничную программу и перед сном еще раз созвонился с Леной. Он старался держаться невозмутимо, но нервы были на пределе. Жуткая община на тихом побережье становилась все ближе и ее смрадный дух будто доносился до него с другого края снежной пустоши. Эти четыре женщины убили человека, или по крайней мере дали умереть, а значит, у них уже снесены те душевные барьеры, которые делают людей слабыми и податливыми. А может, они и родились без них, такое тоже бывает.

Илья немного оттаивал лишь в разговорах с Яном, правда, вечером второго января мальчик тоже приуныл и в основном просто сидел рядом с отцом, потираясь щекой о его плечо. Они вдвоем съели большую порцию жареных крылышек, напились лимонаду, посмотрели обе любимые серии «Один дома» и старались ничего не говорить о завтрашнем дне, даже самого невинного.

Но Илье все время слышались звуки невидимого счетчика, как в детстве, за чтением книжки о Муми-тролле и комете, — страницы, на которых герои коротали время в предчувствии катастрофы, казались ему едва ли не самыми страшными из всех мрачных сказок. Возможно, потому, что о приближении кометы рассказывалось простым и обыденным языком: вот она с муравьиное яичко, вот уже с теннисный мяч, вот выросла до размеров колеса, вот превратилась в огромный огненный шар, а вот и заполнила все небо, раскалив воздух, иссушив земли и обратив в бегство все живое.

— Я тебя очень люблю, — вдруг сказал Ян и положил голову на колени Ильи.

— Я тоже очень люблю тебя, хороший мой, — отозвался он, почувствовав предательскую тесноту в горле. — Ты там не плачешь?

— Нет, что ты, пап! Мы же сильные, просто я за тебя боюсь...

— А ты не бойся, воробышек, — решительно сказал Илья и посмотрел мальчику в глаза. — Запомни самое важное: я всегда тебя буду так же любить, даже если мы изменимся.

— В каком смысле? Я вырасту, а ты состаришься?

— Ну и это тоже. Давай-ка ложиться спать, а то у тебя глаза заболят, — ответил Илья, хотя ему очень хотелось, чтобы ночь не заканчивалась. Стены небольшой комнаты будто оградили их от опасности, которая представлялась ему каким-то липким, студенистым прожорливым комом, переваривающим заживо и плоть, и душу. Как свидетельствовали электронные часы, время перевалило за полночь. «Значит, сегодня, — подумал Илья. — Уже сегодня».

— Вот посмотри в окно, — сказал он, укладывая Яна спать. — В той стороне другой берег Суоменлахти, куда я уеду. Мы с тобой будем почти друг напротив друга, а между нами — только вода и остров Ретусаари. Наверное, в какой-нибудь очень сильный увеличительный прибор мы даже могли бы увидеть друг друга.

— Но ведь у нас такого прибора нет, — сказал Ян, недовольно надув губы.

— А мы будем включать свет по вечерам в одно и то же время и подходить к окну. И знать, что мы друг на друга смотрим. Хорошо?

— Хорошо, пап, — ответил мальчик и немного просиял. — А Лена? Где она будет в это время?

— Она у себя дома, Ян, но о ней мы тоже будем думать. Ведь правда? А сейчас давай спать, нам всем нужно отдохнуть.

Ян улыбнулся, укрылся теплым одеялом и вскоре задремал. Илья тоже прилег, и от усталости его сморило довольно быстро. Однако он открыл глаза еще до звонка будильника, по-быстрому выпил кофе, поел сухого печенья и стал будить сына. Ян спал так же тихо и крепко, как в младенчестве, но если требовалось встать пораньше, никогда не капризничал.