Он поцеловал отца в щеку — оба не видели в этой ласке ничего постыдного для мужчины, — и они попрощались. Внутри было так же зябко, как за окном, а когда Илья вышел на улицу, как назло, повалил мокрый снег и в полумраке он с трудом разбирал дорогу до станции. Наконец вдали послышался привычный ему с детства гул поездов, и на душе немного полегчало. Огни вдоль железной дороги сейчас казались спасительными маяками, как светящиеся гирлянды на елках, из года в год обещающие, что теперь-то все уж точно будет хорошо. Электричка выплыла из липкого белого тумана совсем бесшумно и распахнула свои теплые чертоги.
Дорога до поселка Лебяжье, где располагалась община, выдалась долгой, и почти все по пути напоминало Илье о светлых временах. Однажды они с Леной приехали на залив в пору золотой осени, она уже была с внушительным животом и все время его поддразнивала, пытаясь убежать. Природа окрасилась в любимые им яркие и теплые краски: песок после недавних дождей стал терракотовым, листья сверкали желтыми, алыми, бордовыми пятнами, будто экзотические плоды на пиршественном столе, и только ярко-голубое небо оставалось холодным и тихим. И Лена, с рыжими волосами и в синем платье, беззаботная и игривая. Он называл ее «минун тули» — «мой огонек», как однажды на свадьбе, и думал, что рядом с ней будет всегда тепло, порой немного больно, но даже тогда сладко и восторженно.
Теперь же за окнами была питерская сырая темнота, нелюдимая, неприветливая, но всегда готовая укрыть тех, кто желает проскользнуть незамеченным. Время от времени Илья поглядывал на конверт с фотографией, а в кармане, как и прежде, уместились рукавицы старой Кайсы.
Когда Илья прибыл в поселок, уже выглянуло солнце и на южном берегу залива царила чистая снежная благодать. По синему небу плыли перистые облака и берег тоже казался нежно-голубым, лучи играли на льду и мелькали среди голых черных деревьев.
Однако ни тишина, ни ясная погода не могли его обмануть. Дом, где жила община, располагался на небольшом пригорке вблизи залива, и именно сюда Илья забрел под видом увлеченного туриста. При себе у него был фотоаппарат «Зоркий», доставшийся от отца, — Илья захватил его не только ради образа, но и по прямому назначению: подобная фототехника вызывала меньше подозрений, чем привычный смартфон. Решив прикинуться финским путешественником, Илья оставил у Яна свой телефон и прочие личные вещи, которые могли его выдать, так как не сомневался, что хозяйки дома станут в них рыться. Взамен этого он прихватил несколько книг и журналов, купленных в Финляндии, небольшой запас евро, папку с рукописями Кайсы и фотографии живописных работ. Те принадлежали художнице, с которой у Ильи был роман в Котке, и именно эти воспоминания натолкнули его на такой план.
С одной стороны дорога вела на пляж, а с другой — к сосновому лесу, напоминающему огромную черную паутину из-за густо сплетающихся ветвей. В лес Илья тоже заглянул, внимательно рассмотрел все проходы и развилки и отправился к пляжу. Редкие прохожие брели вдоль берега или сидели на скамейках, местное кафе пустовало.
Здесь же за Ильей увязалась крупная дворняга со всклокоченной темной шерстью и светло-коричневыми глазами, и присмотревшись, он с изумлением узнал в ней ту, которую когда-то видел у дачи Мельниковых. Да и она явно узнала его.
«Но сколько же ей сейчас лет? Она и тогда уже была взрослая, собаки столько не живут» — подумал он, но тут же понял бессмысленность этих рассуждений. Она взрослела такими же темпами, как он сам, потому что ему в любой момент могла понадобиться ее помощь, и до старости ей было так же далеко, как ему. В тот летний день она проведала его, чтобы подбодрить перед новой жизнью, в которой он тогда казался себе сильным и защищенным. Теперь он снова встал на перепутье и уже ни за что не мог ручаться, но ее появление почему-то его обнадежило.
Распечатав оставшуюся в рюкзаке пачку печенья, Илья протянул собаке несколько штук, и она охотно их сгрызла.
— Привет, — сказал он и погладил ее по загривку. — Ты меня ждешь?
Дворняга потерлась макушкой о его руку и вильнула длинным, пушистым, как у волка, хвостом.
— Ты понимаешь, кто я, да? Вот и славно, мы с тобой подружимся. Я к тебе скоро приду, — пообещал Илья и собака покладисто устроилась на крылечке закрытого кафе. Он решил позже вернуться за ней, а пока предстояло сосредоточиться на другом. Собака предупреждающе тявкнула, но Илья уже учуял то, за чем пришел. В чистом зимнем воздухе простерлась струя запаха каких-то фруктов, резкого парфюма, горячего песка и совсем немного — пищевых отходов из казенной, будто общепитовской кухни.
Женский силуэт был еще вдалеке, и Илья неторопливо распаковал фотоаппарат.