Не подавай виду

Наконец он оклемался, посмотрел через окно в сторону залива и проспал несколько часов без сновидений, но еще до рассвета его будто что-то тряхнуло за плечо. Он поднял голову и поморщился: затекла шея, затылок болел будто он спал на открытой деревяшке. К его облегчению, за окном послышался негромкий лай, и Илья быстро собрался.

Отперев засов на двери, он вышел на крыльцо, хлопнул себя по колену и Кави выбежала из-за замерзших кустов сирени. Ее желтые глаза светились в январской темноте будто капли янтаря.

— Ты перебралась через забор? — улыбнулся Илья. Он покормил ее печеньем, которым запасся в магазине, и собака умиротворенно ткнулась мордой в его колени. Потрепав ее торчащие уши, Илья почувствовал, что боли в голове и шее отступили.

— Интересно, каким ты меня видишь? — задумчиво спросил он. — Может, жутким скрюченным стариком с красными глазами, каким я скорее всего и умру? А сколько лет ты сама бродишь по этим лесам, Кави? Ладно, еще успеем поговорить. Чего ты сейчас хотела?

Собака вскочила и поскребла лапой крыльцо дома, издав приглушенный рык. Из-под ее клыков вытекло немного вязкой слюны.

— Ты хочешь сказать, что там нельзя спать? Я сам понимаю, что это опасно, но как иначе! Летом можно укрыться где угодно, а сейчас придется терпеть, — вздохнул Илья. Однако ему стало гораздо легче и он решил заняться делом.

Пожелав Кави спокойной ночи, он вернулся в дом, включил в комнате лампу и уселся за рукописи. На бумаге, истончившейся от времени, записи чередовались с рунами и рисунками, которые вполне могли сойти за старинный учебник биологии, — ведовство требовало знания о человеческом теле и умения прислушиваться к тем сигналам, о которых не подозревает хозяин этого тела. Не менее важна была поддержка духов родной природы, хранителей, к которым Илья всегда относился дружелюбно, с доброй иронией и подсознательным уважением. Его родители, далекие от всего потустороннего, тоже не верили в сотворение мира богом, точнее не озадачивались этим вопросом, но верили в тех, кто присматривает за домом, баней, лесом и озером, поощряет хороших, толковых хозяев и может проучить плохих.

Но быть посредником между темной силой и людьми — значит не просто дружить с духами, а становиться за старшего, пусть хозяева леса и блуждают по земле веками, а Илья на свете прожил чуть больше трех десятков лет. Конечно, ему стало немного страшно от этой мысли, но он напомнил себе, что давно перестал быть мальчишкой, заигравшимся на пустом зимнем заливе, чтобы ждать помощи и поблажек. Все на свете циклично: тогда они уберегли правнука Кайсы, теперь настал черед отдавать долги.

И теперь он точно знал, что ему делать. Когда поутру все встали, Илья взялся за обещанный ремонт по дому — прибил отстающие плинтусы, исправил заедающий замок, подклеил обои, — чем основательно озадачил Сонию. Она вообще с утра была не в духе, зато Илья развеялся за привычной работой. Другие почти его не отвлекали, но вскоре отблагодарили сытным обедом.

Затем Илья сказал, что отправляется на пленэр, пока солнце еще не зашло, и для виду захватил фотоаппарат и блокнот. Кави ждала его у калитки, укрывшись под заснеженным кустом. Илья покормил ее и они отправились вглубь леса, где летом цвел клевер и созревала черника, лопающаяся лиловым нектаром. Сейчас же царило спокойствие, в которое лишь изредка врывался древесный скрип и чуть потягивало медом — любимым лакомством лесных духов.

Илья подошел к толстому дереву, искривленному от старости и бурь, прикрыл глаза и тихо начал читать тайные руны. С каждой строкой ему казалось, что лес сгущается, студеный воздух сковывает его по рукам и ногам, а небо затягивается чернильной пеленой. Треск дерева отдавался острой болью в висках и затылке, он не замечал, как прикусил губу и во рту стало горячо и солоно. Вдруг из темноты начали выплывать полупрозрачные образы, до Ильи донесся многоголосый шепот на диалектах вымерших племен, обрывки угроз, восхвалений, скорби, мольбы, священного ужаса. Все, кто издревле предавался в этом лесу запретной страсти, оставлял в нем ненужных младенцев, тайно хоронил мертвецов, прятался от врагов и диких зверей, замерзал насмерть, молился темным силам, — теперь безмолвно толпились у колдуна за спиной, потревоженные и злые, цеплялись ледяными пальцами за его одежду и волосы. Им было так же больно покидать призрачный мир, как младенцу выходить из уютной материнской утробы.

Илье тоже становилось все больнее, будто пламя охватило внутренности, темнота уплотнялась и давила на затылок и плечи, звуки леса превратились в сплошной гул. Его пальцы вдруг свело морозной стужей, будто они вновь коснулись льда, и он почувствовал страшную резь.