Не погаси огонь...

Додаков продолжал молча разглядывать его. Маленький, как бы срезанный подбородок характеризует слабую, отступающую перед препятствиями натуру. В то же время складка губ выдает человека, подверженного капризам и бессмысленному упорству. Жаль, что скрыты за стеклами глаза. Но ясно: нервический, психопатический тип… Если в правом кармане сюртука пистолет, то к чему вся история с террористами? Карман отяжелен каким-то предметом… Может быть, боялся преследования, маниакальное состояние?.. Но история чересчур гладко изложена, жесты театральны.

– Кажется, затевается, – с воодушевлением проговорил Кулябко. – Ответьте вашему сотоварищу соответствующим образом, а меня держите в курсе событий. Когда Аленский вышел, полковник Додаков сказал:

– Надо немедленно доложить генералу Курлову. Через час у меня встреча с товарищем министра в гостинице «Европейская». А ты, Николай, явишься к нему с предложениями по сему делу утром.

Генерал Курлов выслушал Додакова со вниманием.

– Подобное предупреждение в данной обстановке весьма серьезно и нуждается в тщательной проверке. Необходимо разработать сведения с приметами злоумышленников и снабдить ими всех филеров и секретных агентов. Каково ваше впечатление, полковник: что представляет собой сам осведомитель?

– В том-то и дело… – задумчиво проговорил Виталий Павлович. – Странный субъект. Я, господин генерал, начинал службу в Московском охранном отделении еще при Зубатове. Сергей Васильевич был выдающимся психологом. Вам известна его теория об изменении нравственного состояния завербованных в революционной среде агентов?

– Знал, да запамятовал, – недовольно, сухо ответил Курлов.

– Зубатов утверждал: у каждого секретного сотрудника такого рода наступает в жизни момент, когда он уже не в силах играть две роли. Приближается развязка: или осведомитель разоблачает себя перед сотоварищами и принимает их приговор, или сам направляет оружие против работавшего с ним офицера охраны. Мой учитель предупреждал: «Не пропустите момента, будьте готовы к такому перелому и, заранее предчувствуя его, откажитесь от услуг осведомителя».

– При чем тут теории Зубатова? – насторожился генерал.

– Я не знаю побудительных причин, но мне думается, что этот Аленский пребывает в критическом состоянии. Образно говоря, в его руке заряженный пистолет. Возможно, это и не образ, а реальность.

– Вот как? – медленно проговорил Курлов. – Это меняет картину… – В его голове появилась некая, еще не осознанная до конца мысль. – Заряженный пистолет… Против кого?

– Мой учитель говорил, что в момент психологического перелома осведомитель поднимает оружие на своего офицера. Учение Сергея Васильевича, к сожалению, не раз подтверждалось практикой… В данном случае могу предположить – против Кулябко. Николай Николаевич долгое время непосредственно работал с этим агентом.

– Кулябко? Такая малость? – Генерал уперся в лицо Додакова долгим немигающим взглядом. – Прошу ваши предположения оставить глубоко при себе, уважаемый Виталий Павлович.

Эти слова прозвучали как приказ.

ДНЕВНИК НИКОЛАЯ II

24-го августа. Среда

В 9.25 отличным утром покатил в Красное Село на общий парад. В начале церемониального марша полил дождь минут на 10, затем погода снова поправилась. Войска проходили бодро и умело, парад кончился в 12 ч. Принял офицеров кавалерийской школы и завтракал на валике. Вернулся в Красное к 2 ч. Посетил госпиталь. В 5 ч. поехал с Артуром на скачки. Было четыре падения легких. В 7 ч. семейный обед у меня. Поехал в театр; шла веселая пьеса «Превосходительный тесть» и балет. Вернулся в Петергоф в 12½.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

«И быша три братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьему Хорив, и сестра их Лыбедь… И створиша град во имя брата своего старейшего, и нарекоша имя ему Киев…»

Антон увидел Киев впервые. Исколесил почти всю Россию, побывал в дальних далях, а отдать поклон прародителю городов русских все было недосуг…