Николай заразился мыслью – хотя наверное знал, что в его жилах нет, да и не может быть ни капли крови подлинных Романовых, взявших начало от царя московского Михаила Федоровича, сменившего в 1613 году на троне Василия Шуйского. Не посчастливилось бы тому жрецу науки, который осмелился без оглядки исследовать корни государева древа. Тем смехотворнее были славословия по поводу того, что нынешний государь – избранник божий. При деде нынешнего императора, Александре II, все дворцовые мудрецы делили ставки на наследование престола между старшим сыном царя, тоже Николаем, и побочным, прижитым от венценосца княгиней Долгорукой-Юрьевской. У сластолюбивого Александра II было немало внебрачных детей, принесенных фрейлинами и гоф-мейстеринами. Но лишь красавице Долгорукой-Юрьевской удалось пленить его настолько, что царь при живой супруге поселил фаворитку в Зимнем и в ее опочивальне принимал доклады сановников. Мудрецы гадали: Николай или Георг; сын-цесаревич или плод любви? Кто воссядет на российский престол? Шансы Георга неизмеримо возросли, когда царица умерла, и Александр II обвенчался с Долгорукой-Юрьевской, ставшей великой княгиней. Развязка наступила неожиданно. И такая, какую не мог бы предугадать сам Соломон. Царевич Николай умер на средиземноморском курорте от скоротечной чахотки. Княгиня Долгорукая-Юрьевская подписала полное отречение для себя и своих детей от всех прав на трон. Первого марта 1881 года, в час сорок пять минут пополудни разорвались бомбы Желябова, Кибальчича и Перовской, разнесшие в щепы царский экипаж и сподобившие Александра II «почить в бозе». И тогда, из дальнего имения, из круга помещичье-хозяйственных и семейных забот был призван к венценосным обязанностям даже и не помышлявший о престоле второй сын почившего монарха – тридцатишестилетний Александр Александрович, ставший с того часа государем всея земли русской Александром III. А его двенадцатилетний отпрыск тщедушный Ники был объявлен наследником.
Ники не легко было готовиться к будущему служению отечеству. Громоподобный, геркулесового сложения отец, живший уединенно и замкнуто, нещадно порол сына, держал в трепете и готовил к полковой службе. Атмосфера страха, безусловного повиновения и унижения, господствовавшая в семье, уже в детстве подавила в будущем монархе те качества характера, которые определяют личность. Даже и после того, как батюшка стал самодержцем всероссийским, мало что изменилось в воспитании наследника. Напуганный бомбами, растерзавшими отца, Александр III жил в страхе перед покушениями. Местом добровольного заточения он избрал Гатчину, забаррикадировавшись там и окружив дворец заслонами охраны. Он боялся бомб настолько, что специальные отряды круглосуточно несли дежурства даже на крышах и в подземельях дворца, чтобы пресечь попытки поджогов и подкопов. Несмотря на все меры, государь находил то на своем рабочем столе, то в спальне, то в кармане мундира письма, угрожавшие карой. Как удавалось анархистам проникать к самому ложу империи? Столыпин, изучая архивы своего ведомства, не мог найти убедительного ответа на этот вопрос. Однако, ознакомившись с практикой предшественников, вправе был предположить, что все это были проделки самой охранной службы, дабы не забывал государь о верных стражах трона. Подобная обстановка отнюдь не способствовала духовному совершенствованию наследника.
После тринадцати лет царствования (несчастливое число!) батюшка, не знавший меры в спиртном, скончался от болезни почек, и двадцатишестилетний наследник стал императором всероссийским. Единственное, что он в полной мере принял от своего отца, – это веру в незыблемость абсолютной монархии, в великую силу бюрократической централизации государственной власти. Пока позволял инерционный ход, Николай II являл собой как бы тень Александра III. Став верховным главнокомандующим российской армии, он сохранил себе чин полковника Преображенского полка, пожалованный ему батюшкой, не догадываясь, что этот чин среди полных генералов, адмиралов и действительных тайных советников звучит как насмешка.
На еженедельных докладах, наблюдая за царем, Столыпин думал: нет, не легок крест государя, ох не легок! Ведь чувствует же, что и умишка не хватает, и знаний недостает, а надобно по каждому поводу и случаю свое суждение высказать. А суждение это – уже и указ и закон. Хорошо ль оно? Справедливо? Мудро? Главное же – выгодно ли оно империи? Как знать?.. Если бы не было у трона таких, как Петр Аркадьевич, вконец запутался бы государь…
Сейчас, завершив рассказ о проекте памятника династии и даже разложив перед Николаем II цветные картинки, Столыпин заключил:
– Если ваше величество соблаговолит утвердить проект, нам останется лишь выяснить, во сколько обойдется казне его осуществление.
Царь с интересом разглядывал картинки. Судя по всему – доволен. Теперь можно приступать к существенной части доклада.