ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Антон, приехав в Питер, позвонил Красину.
– Уже обернулся? – прозвучал в трубке голос Леонида Борисовича. – Если можешь, сейчас же и заходи: я сегодня уезжаю.
Путко, поспешил на Невский. Инженер обнял, провел в комнату. Начал расспрашивать о Камо.
– Очень хорошо! Теперь ищи ветра!.. Да ведь он, бедовая головушка, только вздохнет на свободе полной грудью, как уже снова что-нибудь рискованное задумает. А времена-то не те… – Привычно по-холостяцки начал накрывать на стол. – А ты чего же не поехал вместе с ним? За кордоном во всем бы и разобрался.
– Хотел, – признался Антон. – Но теперь должен помочь одному товарищу…
Он рассказал о встрече с Серго.
– Серго в Баку? – удивился Красин. – Не предполагал. Мне передавали, что он в Париже. Отличный товарищ! Знал его еще на нефтепромыслах. Я там, в Баилове, первую свою электростанцию поставил.
– Как же, видел ее: «Электрическая сила»!
– Пыхтит? – в голосе инженера прозвучало удовлетворение.
Антон с удовольствием выпил чаю, расправился с бутербродами. И, переборов смущение, приступил:
– У вас есть деньги?
– Наконец-то перестаешь быть белоподкладочником, – одобрительно улыбнулся Леонид Борисович. – Тебе много нужно?
– Не мне. Серго нужны. Для дела.
– Понятно… – Красин провел пальцем по переносице. – Конечно, дам все, что у меня есть. Только есть-то мало: семья еще в Берлине, ей оставил и здесь на устройство поистратился… – Он говорил с виноватым видом. Встал, прошел по комнате. – Ну да что-нибудь придумаем… Эх, нет Саввы Морозова…
– Вы о том купце, который несколько лет назад застрелился где-то на Лазурном берегу?
– Не купцом он был, а одним из крупнейших российских фабрикантов. И моим хорошим другом. – Инженер вздохнул. – Я у него в Иваново-Вознесенске тоже электростанцию ставил. Савва нам крепко помогал… – Леонид Борисович прошелся по комнате. – С пустыми руками я тебя не отпущу.
Но у Антона внезапно возникла идея.
– Когда ваш поезд?
– В семь вечера.
– Я вас еще застану!..
Извозчика он брать не стал: хоть и гривенник, а жалко. Исаакиевская площадь была не так далеко. Против собора громоздилось здание гостиницы «Астория».
– Проживает у вас господин Переломов?
– Как же-с, – не заглядывая в регистрационную книгу, почтительно ответил портье. – Нумер тридцать третий.
– Он у себя?
– Изволили с утра отбыть на Царскосельский ипподром – нынче-с знаменитые бега!
Ждать возвращения золотопромышленника? Тем временем уедет Красин… Нет, надо разыскать на ипподроме.
Состязания были в самом разгаре. Трибуны переполнены. Бинокли, лорнеты. Где среди этого скопища отыскать Переломова? Наверное, в самой дорогой ложе. Определить ее было нетрудно – она располагалась в центре трибун, рядом с финишными флажками, под сенью драпированного солнцезащитного навеса. Здесь зрители не теснили друг друга: просторные соломенные кресла, шезлонги, столики с напитками. Ну конечно, вон и Переломов – собственной персоной! В долгой дороге он чем-то расположил к себе Антона. Живоглот, ясное дело. Но одержим не только жаждой набить мошну. Наверное, похож на того Морозова. Кстати, и сам – Матвей Саввич…
Путко придвинулся к барьеру. Ухо улавливало какую-то тарабарщину: «Захватил на финише!»,
«…Побивает на полголовы!», «А мой-то – выигрывает кентером!..», «Слышали: Брунгильда, дочь Князя
Боргезе, принесла рыжего жеребца от Санди-Мотора!..»
Антон выбрал вороную тонконогую лошадь с маленьким напружиненным ездоком в пунцовой куртке. Куртка полыхала на солнце и была видна издалека. Вот всадники ближе, ближе… На трибунах зарождается и шквалом нарастает рев. Взметаются вверх руки с зажатыми в кулаках программками, шляпами, зонтиками. Вороная лошадь с наездником в огненном камзоле вырывается вперед и первой пересекает финиш.
– Ур-ра! – присоединяет свой голос Антон к реву толпы. Он выиграл! Еще одна отличная примета!..
В заездах наступил перерыв. Болельщики покидали трибуны. Начали подниматься и в ложах.
– Матвей Саввич! Вот так встреча!
– Ага, и ты здеся, галантерейщик! – тоже радостно пророкотал Переломов. – Ну, дак чо скажешь?
– По-моему, интересно, – протянул Антон.