Не погаси огонь...

– Ну что ж… – До этой минуты Антон не понимал цели своей дальнейшей поездки с Пятницей и уже начал надеяться, что через день-другой доберется наконец до Парижа. – Если так нужно…

– Нужно, – кивнул транспортер. – Будьте молодцами. Пока!

Когда он вышел, мужчина коротким жестом показал на стул:

– Прóшу.

Был он высок, худ, выглядел даже истощенным. Его лицо с чистым открытым лбом старили морщины, глубоко прорезавшие впалые щеки.

– Мне надо ввести вас в курс дела. Вы будете помогать мне переправлять товарищей из России в Австрию.

– Как долго?

– Пока не переправим всех. – Он уловил в вопросе Антона сожаление. – У вас были другие планы?

– Честно говоря, да.

– Какие, если не секрет?

– Может быть, и секрет… Ну да ничего не поделаешь… – Путко решился. – Я должен скорей добраться до Парижа. Ищу причины своего провала.

– А что конкретно?

– Не знаю. Может быть, провокация? Чересчур много они, в охранке, знали!

И начал рассказывать, как были провалены осенью седьмого года при размене русских пятисотрублевок, захваченных Камо, многие товарищи-большевики, а затем, спустя некоторое время, был арестован Красин и уже потом – он сам.

– Слышал о тей цалей истории, – кивнул Юзеф. – Но почему вы думаете, что это дело рук провокатора, а не тайнякув, полицейских сыщиков?

– О предстоящей операции с разменом денег знали лишь несколько человек. И никто, кроме них, не мог знать о моем возвращении из Парижа в Питер.

– Вы когось подозреваете?

– В том-то и дело, что нет. Но я должен узнать, кто он! Я должен это сделать. Но не знаю, с чего начать…

Поляк молча разглядывал его. Побарабанил пальцами по столу:

– Оповедте докладней. Расскажите подробней. Может быть, я смогу вам чем-нибудь помочь. Як муви сен по-российску: на ловца и зверь бежит… Я сам вот уже год работаю над материалами о провокации в подпольных огранизациях. У меня есть на то специальне причины. Личные.

Губы его жестко сомкнулись, и на щеках обозначились желваки.

Путко снова, вспоминая детали, повел рассказ. Но в отчуждении от действительно пережитого прошлое воспринималось уже и им самим как легенда, как занимательная история, услышанная от кого-то другого. Неужели было все: обвал на шахте, подземный ручей, свобода, обернувшаяся мучительным испытанием, встреча с Федором, а потом и с Женей и трагические развязки этих встреч?.. Оплачен ли его долг перед Женей? Настигла ли кара Азефа? И где таится еще тот, на чьей черной совести беды Ольги?..

Поляк внимательно слушал рассказ Антона. Но его не поразила эта одиссея.

– Я пшежилем то само. Все очень похоже. Я тоже бежал из Сибири. Десять лет назад. И сколько потом всякого подобного было… – Он провел тонкими пальцами по аккуратно расчесанным волосам. Путко увидел, что пальцы его дрожали. Но голос был спокоен. – Каждый раз, как я теперь понимаю, я расплачивался за доверие. Впервые – я был тогда еще совсем млодым – меня выдал мальчишка. Он польстился на рубли, которые пообещал ему жандарм. Позже, в Варшавской цитадели, вместе со мной сидел член боевой организации, ктурего схватили во время акции. Человек шел с оружием почти на верную смерть. А когда оказался в тюрьме, охранникам понадобилось всего несколько часов, чтобы склонить его к предательству. Я видел его на прогулке во дворе Десятего павильона: посемпный, угрюмый, боящийся поднять голову… К слову, потом его повесили вместе с другими боевиками: и предательством не купил себе жизнь.

Юзеф начал возиться у плиты. Отворил створку, сунул скомканные листки бумаги, сверху положил щепки.

– Был и другой случай. Рядом со мной, в соседней камере, сидела восемнадцатилетняя работница, по виду – як децко. Мы перестукивались с ней через стену. Она ужасно мучилась. Просила, чтобы я передал ей веревку: хочет покончить с собой. Така деталь: веревка пусть непременно будет от мешка с сахаром, чтобы сладко было умирать. У нее постоянно были столкновения с тюремщиками. Она кричала в окно: «Нех жие революция!» – и встречала новичков или тех, кого отправляли на этап или казнь, революционными песнями… Сымпатична девчина.

Антон ясно представил ее. С неприязнью посмотрел на поляка – тот рассказывал о ней чересчур отрешенно и холодно.

Юзеф чиркнул спичкой, бросил вспыхнувший лист в топку. Огненный отсвет скользнул по его лицу, на миг зажег глаза.

– Сымпатычна. А потом оказалось, что и она провокатор: сидела в тюрьме под вымышленной фамилией, ездила с жандармами по городу и показывала квартиры подпольщиков. От як быва!

– Ничего себе… – Что-то знобкое стеснило дыхание Антона. – Почему же она предавала?

– Я сам до сих пор не нахожу ответа. Быть може, с страху? – Юзеф поднялся от плиты.

– А почему стал провокатором Богров? Об Азефе я лишь слышал, а вот Богрова и видел…

– Как так? – насторожился поляк.

Путко рассказал о встрече с Богровым на Бибиковском бульваре.